Кейджера Гора

— Замечательно, — раздраженно сказал он. — Оказывается, Ты неграмотная рабыня!

— Некоторые мужчины считают, что именно такие рабыни — самые лучшие, — ответила я, с досадой на саму себя.

Конечно, я не был неграмотна в английском языке, это касалось только гореанского. Меня не стали учить читать в Корцирусе, скорее всего, чтобы держать меня подальше от политики, пребывая в неведении относительно состояния дел в городе. Впрочем, в своей неграмотности я не была одинока, ибо большинство рабынь на Горе также являются неграмотными, сохраняются в таковом состоянии совершенно сознательно. Такую рабыню, например, вполне можно использовать, для доставки сообщений, которое она не сможет прочитать, даже если оно касается ее самой. Весьма распространено, когда рабынь используют для доставки сообщений, пешком с руками, закованными за спиной в наручники. Обычно, сообщение упаковывается в кожаный тубус, привязанный к шее такой почтовой рабыни. Конечно, учитывая наручники на руках, при таком способе можно использовать и грамотную девушку, все равно она не сможет до него дотянуться.

Есть мужчины, которые полагают, что, если женщину научить читать и писать, особенно уже после того, как она стала рабыней, чего доброго она может задуматься, и решить, что она важна. Впрочем, это заблуждение можно быстро выбить из нее плетью.

Тем не менее, в большинстве случаев грамотность повышает ценность рабыни, и обычно может добавить несколько медных тарсков ее стоимости.

— Ты кажешься расстроенной, — заметил Друз Ренций.

— Да, — призналась я.

— И почему же хотелось бы знать?

— Мой собственный господин даже не счел нужным лично заменить мой ошейник, — пояснила я.

— Понятно, — кивнул он.

— Что это за ошейник, — поинтересовалась я, — ошейник посудомоечной девки, или кухонной рабыни?

Я никак не могла выдавить из себя горького осадка, оставшегося после вчерашнего вечера.

— Ни тот, ни другой, — усмехнулся Друз Ренций, — но, возможно, в некотором смысле, и оба они, впрочем, в него будут включены и многие из других видов рабства тоже.

— Я уже ничего не понимаю, — признала я.

— И что именно оказалось столь трудным для твоего понимания?

— Неужели Майл из Аргентума приказал Вам, чтобы заменить мой ошейник?

— Нет, — ответил он с усмешкой.

Я опасливо коснулась нового ошейника, не ожидая от него ничего хорошего.

— Я не понимаю, — прошептала я.

Я жутко боялась за Друза Ренций. Я боялся, что он совершил какое-то преступление.

— Я не нуждаюсь в его приказах, — пояснил он.

— Но почему?

— Прежде всего, потому что это — мой ошейник, — ответил Друз Ренций.

— Ваш! — вскрикнула я, чуть не подпрыгивая.

— Ну да, — кивнул он. — Вчера вечером я купил Тебя.

Едва он произнес эти слова, как свет вокруг меня внезапно погас. Я просто провалилась в глубокий обморок, раскинувшись голой на мостовой внутреннего двора дворца Аргентума, прямо у ног держащего ошейник моего нового господина.

Очевидно, мне ненадолго была позволена роскошь бессознательного состояния. Очнулась я, уже удерживаемая в сидящем положении, от того что моя голова болтается из стороны в сторону, от взрывавшихся на моем лице хлестких пощечин, сначала прилетавших по одной щеке ладонью, а потом по другой уже тыльной стороной тяжелой мужской руки. Гореанские мужчины редко бывают снисходительны к своим рабыням. Наконец, придя в себя, я смогла встать на колени и взглянуть на своего господина, Друза Ренция из Ара.

— В мои покои, и быстро, рабыня, — сердито прорычал он.

— Да, Господин! — с искренней радостью закричала я.

Я торопливо шагала впереди своего господина к его покоям. Но, похоже, все же, недостаточно быстро с точки зрения самого Друза Ренция, шедшего позади меня, и похожего на сердитого, нетерпеливого и ворчливого гиганта. Мне казалось, что ему уже не терпится дождаться момента, когда он сможет остаться со мной наедине. Множество раз за эту прогулку в мою спину прилетели его толчки и тычки. Дважды он даже пнул меня. Но это же не было моей виной, что я женщина, и мои ноги значительно короче его! А потом у его двери, мне было приказано лечь на живот. Я была связана по рукам и ногам, и внесена в комнату, на его плече, как и положено беспомощной рабыне.

И вот теперь, он возвышался надо мной. Я отчаянно, но совершенно бесполезно подергала связанными руками и ногами. Связал он меня отлично. Дверь была заперта. Я была всего лишь рабыней оставшейся наедине с своим господином. Причем совершенно беспомощной рабыней.

Друз немного отошел назад, и я смогла рассмотреть его лицо. Его ничего не выражавшее лицо.

— Накажите меня! — крикнула я. — Я люблю Вас! Покажите мне, что я теперь принадлежу Вам!

Но мужчина сделал еще шаг назад.

— Я умоляю о Вашей плети, Господин, — простонала я.

Мое сердце переполняла радость и любовь к нему. Но он молчал, а лицо его оставалось совершенно бесстрастным.

— Позвольте мне встать на колени перед Вами, — сказала я, — и просить быть выпоротой Вашей рабской плетью.

Друз Ренций молча, не шевелясь, стоял на месте.

— Выпорите меня! Прошу Вас! Я люблю Вас! Я люблю Вас!"

— Рабыня, — презрительно усмехнулся он.