— Да, Господин, — признала я.
— К тому же прирожденная рабыня, — сердито добавил он.
— Да, Господин, — всхлипнула я.
— А ведь прежде я не знал, что Ты была прирожденной рабыней.
— Но Вы уже знали это, когда приобретали меня, — напомнила я. — Вы узнали это прошлой ночью.
— Да, — кивнул он.
— И, тем не менее, Вы купили меня! — воскликнула я.
— Да, — согласился Друз.
— Я люблю Вас! — радостно крикнула я.
— Ты — прирожденная рабыня, — зло бросил он мне. — Твоя любовь ничего не стоит.
— Зато она реальна, — заверила я его.
— Интересно, — протянул он.
— Вы заплатили за меня, — заметила я. — А значит, Вы хотели этого.
— Возможно, — уклончиво ответил Друз.
— Господин?
— Возможно, я купил Тебя не ради твоей любви, а из-за ненависти, — пояснил он.
— Я не понимаю Вас, Господин, — призналась я.
— Ты принесла мне много боли и печали, — напомнил он, — особенно, когда еще была свободной женщиной в Корцирусе.
— Мне очень жаль, Господин, — честно призналась я.
— И как Ты уже сама знаешь, — сказал он, — теперь Ты моя рабыня.
— Так или иначе, я сожалею о своем прошлом отношении к Вам.
— Возможно, что моим намерением было оскорбить Тебя, унизить и раздавить Тебя, надругаться, своими руками научить Тебя страху, страданию и боли!
— Вы можете сделать со мной все, что захотите, — улыбнулась я. — Я — Ваша рабыня.
— Интересно, понравится ли Тебе, — принялся размышлять Друз, — жить в ошейнике, ненавидя самой и ненавидимой мной, совершенно беспомощной, и знающей, что должна абсолютно повиноваться мне, служить мне, любыми способами, со всем совершенством.
— Во мне нет ненависти к Вам, — рассмеялась я. — И Вам нет нужды сомневаться в моем повиновении и качестве моего служения. Ведь я — рабыня, Вы всегда можете исправить их. К тому же, я с нетерпением жду возможности начать служить Вам, и вовсе не потому, что этого требует надетый на меня ошейник, я от всего своего сердца.
— Возможно, я все-таки должен унизить и опозорить Тебя, — заметил он.
— Чем больше Вы будете унижать меня, Господин, тем больше я буду любить Вас.
— Надеюсь, Ты еще не забыла как мучила меня в Корцирусе! — напомнил он, сердито глядя на меня.
— Я была жестокой и мелочной, — признала я.
— Ты принесла мне тогда много страданий.
— Мне жаль, — улыбнулась я.
Признаться, я не была сильно расстроена, узнав о его тогдашних мучениях.
— Но в действительности, Ты же не сожалеешь об этом, не так ли? — с ядовитой улыбкой на губах поинтересовался Друз Ренций.
— Говоря по правде, нет, — признала я, пытаясь пожать плечами, что не очень получилось, из-за веревок на руках.
— И почему же? — спросил мужчина.
— Да потому, что я — женщина, — огрызнулась я.
— Значит, женщинам нравится насмехаться над мужчинами, и мучить их желанием, — заметил он.
— Некоторым женщины, и иногда, — ответила я.
— Но Тебе это нравится, — заявил он.
— Да! — с вызовом отозвалась я, переворачиваясь на спину и пытаясь приподняться, опираясь на локти. — Мне — да!
— Ну, что ж, я так и думал, — кивнул он.
— Это, весьма лестно для женщины, — объяснила я, — почувствовать, что в ее власти пробудить желание мужчины!
— Несомненно, — раздраженно согласился он.
— Мне только жаль, что тогда я не знала, насколько важна я была для Вас в то время, — усмехнулась я. — Это сделало бы игру намного интересней!
— Понятно, я учту это, — сказал Друз.
— И даже сейчас, мне было приятно узнать, — сказала я, — насколько я потревожила Вас тогда. Благодарю Вас, за признание в этом!
— Так, значит, Тебе радостно, — спокойным тоном проговорил он, пожалуй, даже слишком спокойным.
— Да, я рада, что у меня получилось сделать Вас несчастным! — призналась я, сердито. — Я рада, что заставила Вас потеть и смущаться, когда была для Вас недостижима!
Что и говорить, я и правда была рада этому!
В Корцирусе, хотя и будучи отчаянно увлеченным мною, он сопротивлялся моим чарам, и это безумно расстраивало меня. И как следствие этого сопротивления, во мне разгорелось желание отомстить ему по-женски. У меня были тысячи способов для того, чтобы помучить его, такие как, томные взгляды, казалось бы, ничего не значащие слова, улыбки, как бы случайные жесты и движения, небрежная близость, кажущееся безразличие. Много раз замечая, как в ответ на мои действия в Друзе вспыхивало пламя страсти, я, надменно, опускала его с небес на землю, охлаждая его своей надменностью и иронией.
— Но те дни остались в прошлом, не так ли? — заметил Друз.
— Да, Господин.
Я с трудом проглотили вязкую слюну. Я внезапно вспомнила, что лежу перед ним, нагая и крепко связанная по рукам и ногам, абсолютно беспомощная перед его силой и властью.
— И кое-что теперь изменилось для Тебя, не так ли? — спросил он.
— Да, Господин, — признала я неизбежное.
Что и говорить, теперь я была его рабыней. И наименьшее недовольство, что девушка вызывает у своего владельца, может быть отпечатано на ее коже. А я теперь как раз и была в полном его распоряжении. Теперь уже я сама должна быть готовой по щелчку его пальцев, по небрежному взгляду, полностью ублажить его и выполнить его любые приказы.
— На колени, — скомандовал Друз Ренций.