Кельты анфас и в профиль

«Поскольку язык кельтов не был связан ни с одним из тех языков, которые были сильны во времена Цезаря, остается заключить, что если и остались какие-либо первозданные языки, которые были внушены Богом во время построения Вавилонской башни, то кельтский или галльский есть один из этих языков, имеющий настолько же сильные доказательства своей древности, как и те другие языки, о которых мы говорили, и, следовательно, армориканский (то есть бретонский. — А. М.,) язык является одним из древнейших, насколько это возможно рассуждать о древности, если можно доказать, что он тот же язык, что и галльский», — писал Пьер де Монуар, составитель бретонской грамматики, аж в XVI столетии.

Смех смехом, но миф о том, что кельты — древний народ, обладающий вековой мудростью, оказался весьма и весьма живучим. И современные кельтоманы всех стран и народов порой выдумывают не менее ошеломляющие в своей нелепости гипотезы.

Но вернемся к истории вопроса. Мода на кельтов, вспыхнувшая в XIX веке, прошла, и кельтомания уступила место более скромной, но дотошной кельтологии — изучению языков и литературы кельтских народов. Но кельтология — удел научных работников и университетских преподавателей, результаты ее менее яркие и далеких от науки людей не впечатляют.

Кельтам пришлось ждать своего часа до 60-х годов XX века, до того самого момента, когда поколение детей-цветов открыло для себя этническую музыку. Вот тут-то кельты с их богатым музыкальным наследием оказались востребованными как никогда. Баллады деревенских бабушек городские внуки перепевали на новый лад и собирали стадионы длинноволосых поклонников. Благодаря бретонскому музыканту и энтузиасту Алану Стивеллу кельтская арфа вновь зазвучала со сцены. Загадочные кельты перестали представляться в образе благородных дикарей или отсталых крестьян и, облачившись в рубахи безумных расцветок и брюки клеш, оказались впереди планеты всей. А потом с некоторым запозданием этническая волна докатилась и до России.

Вернемся к эпизоду, с которого началась эта книга, и вспомним двух студентов из московского автобуса. Мы как-то уже привыкли к тому, что студентам чуть ли не свойственно слегка увлечься кельтским фолком, хотя бы раз принять участие в праздновании дня святого Патрика и повесить на рюкзак брелок в виде трилистника или трискеля, трехкрылой завитушки, старого символа, встречающегося еще на мегалитических памятниках, а ныне обозначающего Святую Троицу. Не то чтобы все через это проходят, но никого таким увлечением не удивишь. Удивительно другое: как и по каким причинам мода на все кельтское докатилась до нашей страны и так прочно здесь укрепилась?

…Как-то я в очередной раз собиралась поехать в Бретань и спросила у дочери, что ей оттуда привезти. Оторвавшись на секунду от журнала «Твой стиль», она ответила:

— Привези мне какое-нибудь кельтское украшение. Ты знаешь, сейчас это так модно!

Моментально почувствовав себя старой калошей, которую просто-таки необходимо просвещать на предмет модных трендов, я возопила:

— А ты-то знаешь, кто у нас в стране эту моду начал?! У кого было чуть ли не первое на филфаке МГУ колечко с трискелем и пряжка с узорами из книги Келлз?

— Чё, у тебя, что ли? — удивленно спросила юная леди. А ведь и правда, давно это было…

Все началось у кого-то в конце 80-х, у кого-то в ранние 90-е. Не важно, кто и когда первым «открыл» для себя кельтов. С одной стороны — хиппи и музыканты, путешествующие автостопом, завозили в Москву, Питер и другие города диски Chieftains, Clannad или Алана Стивелла, с другой стороны — «продвинутая» молодежь МГУ открывала для себя кельтские языки и литературу кельтских народов. Где-то эти две среды смыкались или, скорее, плавно перетекали одна в другую, и в результате кто-то пробовал спеть и сыграть те самые песни, что слушал взахлеб. Кто-то пытался понять, о чем поется в кельтских песнях, а кто-то не утруждал себя и придумывал свои слова — лишь бы на мелодию ложились.

Но до середины 90-х кельты оставались экзотикой, знакомство с которой было еще не модным, но уже достойным того, чтобы при случае быть упомянутым. Эдакий признак эстетствующего интеллектуала. Группы, играющие кельтскую музыку, выступали в немногочисленных ирландских барах и малоизвестных клубах, собирали всякий раз одних и тех же поклонников (как правило — друзей самих музыкантов), которые худо-бедно пытались изображать некое подобие ирландских народных танцев. Выглядело это диковато. И вполне вероятно, кельтская музыка так и осталась бы увлечением кучки фолк-чудаков, если бы не… Если бы не что, собственно?