Кембриджская история капитализма. Том 2. Распространение капитализма: 1848 — наши дни

Williamson, J. A. (2011). Trade and Poverty: When the Third World Fell Behind. Cambridge, MA: The MIT Press.

Wong, B. (1997). China Transformed: Historical Change and the Limits of European Experience. Ithaca: Cornell.

11. Капитализм и война Марк Харрисон

Капитализм означает войну.

Бела Кун

Девятнадцатый век стал эпохой триумфа капитализма (см. гл. 1 настоящего тома), XX век – эпохой самых кровавых войн в истории человечества. на, и общество пережили трансформацию. Как эти процессы были связаны? Как капитализм преобразовал военное дело? Можно ли сказать, что капитализм увеличил число войн, упростил их ведение и привел к росту числа жертв?

Для некоторых исследователей причинно-следственная связь между капитализмом и войной настолько очевидна, что достаточно простых иллюстраций. Марксист Борис Урланис, исследовавший демографию военного и мирного времени (Урланис 1960/1994: 404–405), произвел тщательный оценочный расчет числа преждевременных смертей в результате европейских войн и сгруппировал их по разным стадиям развития капитализма. Он пришел к выводу, что число жертв росло ускоряющимися темпами. В эпоху раннего капитализма (1600–1699) в год погибали 33 тыс. человек. В 1700–1788 годах число жертв увеличилось до 44 тыс. в год. На заре «промышленного капитализма» (1789–1897) среднее число смертей выросло до 62 тыс. человек в год, а в эпоху «империализма» (1898–1959) взлетело до более чем 700 тыс. Разве нужны еще какие-то доказательства?

Современная наука сделала три поправки к этому тезису. Во-первых, война охватывает лишь один узкий сегмент явлений, относящихся к насилию в обществе. Спектр этих явлений очень широк: сюда входят и обычные бытовые убийства, и насилие, вызванное организованной преступностью и социально-политическими распрями, и гражданская война, и вооруженные столкновения между государствами. Считая лишь жертв военных действий, мы упускаем большую и, возможно, даже основную часть жертв. Оценки числа смертей в результате насилия всех типов за последние 10 тыс. лет указывают на значительное их снижение, продолжающееся и сегодня. Если жертвами насилия в эпоху империализма пало больше людей, чем когда-либо ранее, то дело не в том, что в эту эпоху стало больше насилия, а в том, что численность населения стала самой большой (Gat 2006; Pinker 2011).

Во-вторых, если говорить лишь о столкновениях государств, то две мировые войны первой половины XX века до сих пор остаются крупнейшими войнами в истории. В то же время вторая половина столетия была более мирной эпохой по целому ряду показателей (K. Gleditsch 2004; N. Gleditsch 2008; Goldstein 2011; Hewitt 2008; Pinker 2011). Ежегодное число войн, влекущих за собой человеческие жертвы, а также ежегодное число жертв военных действий снизилось. Несмотря на конфликты, последовавшие за распадом Советского Союза и Югославии в начале 1990-х годов, эта тенденция к снижению продолжилась и с наступлением нового столетия.

В-третьих, не все показатели рисуют столь уж благостную картину. Хотя интенсивность конфликтов, по всей видимости, снижалась, на земном шаре увеличилось число внутригосударственных столкновений с применением или, по крайней мере демонстрацией, военной силы (Harrison and Wolf 2012). Если вероятность, что какая-нибудь пара государств мира окажется в состоянии войны в какой-нибудь момент времени постепенно падала (Martin, Mayer, and Thoenig 2008), то, с другой стороны, значительно увеличилось число стран, а следовательно, и число возможных пар соперников. Чем больше стран, тем больше государств, претендующих на суверенное право применять силу в глобальном сообществе и тем больше границ, по поводу которых можно затеять ссору. Военный конфликт потерял характер глобального катаклизма и приобрел черты эндемии. Возможно, мы живем в эпоху «новых войн» (Munkler 2005).

Какое все это имеет отношение к капитализму? Этот вопрос сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Во-первых, встает важный вопрос об определениях: что такое капитализм и какой смысл имеет этот термин, когда мы повторяем прозвучавшую некогда фразу «капитализм означает войну»? Во второй части главы я задамся вопросом, оказал ли капитализм влияние на наши решения о войне и мире благодаря изменению альтернативных издержек этих решений. В частности, насколько верно утверждать, что большее число войн мы развязали не потому, что хотели этого, а потому что у нас появилась такая возможность? В третьей части главы я поставлю вопрос: создает ли структура капиталистической экономики какую-то мотивацию для владельцев капитала, под действием которой они систематически оказываются более склонны выбирать войну по сравнению с элитами в других системах. Рассмотрев влияние капитализма на войну, в четвертой части я перейду к влиянию войны на капитализм. В пятой части содержатся выводы.