Кембриджская история капитализма. Том 2. Распространение капитализма: 1848 — наши дни

Одним из первых авторов, отметившим существенную роль права в возвышении капитализма, был Макс Вебер. Разрабатывали европейское право юристы, которые в качестве основы использовали общие нормы, уточнявшиеся с течением столетий, начиная с римских времен, и запечатленные в кодексах. На практике его применяли независимые судебные власти, юрисконсульты, связанные с университетскими кафедрами, и правоведы, составлявшие особую профессию. Их силами право было надежно отделено от других областей общественной жизни, вроде религии и политики. Европейскому праву были присущи значительная автономия, а также опора на старые нормы при принятии решений (Weber 1968: 641–901). Вебер утверждал, что право других цивилизаций, в особенности китайское, не было столь формализованным и рациональным, как европейское. Следовательно, право этих цивилизаций не способствовало подъему капитализма. Однако его аргументы не объясняют, почему именно Англия, страна, где право не было представлено на университетских кафедрах, а развивалось из судебных прецедентов, наименее формализованное и рациональное в Европе, стала родиной промышленной революции. Так называемая проблема Англии преследовала сторонников Вебера и породила новые объяснения, которые, наоборот, указывали на преимущества англосаксонского права (Likhovski 1999; Trubek 1972).

После Вебера и вплоть до 1970-х годов право не рассматривалось как важный фактор экономического развития. Внимание историков главным образом привлекали технологии, накопление капитала, торговля и образование. Но были два исключения. В 1920-х и начале 1930-х годов две традиции, восходившие к Торстейну Веблену и Оливеру Уэнделлу Холмсу, – институциональная экономика и правовой реализм, – наконец слились в работах Джона Коммонса, Роберта Хейла и их современников, начавших рассматривать право в качестве предпосылки для функционирования рынка (Fried 1998; Hovenkamp 1990: 993-1058; Pearson 1997). В 1960-х и начале 1970-х годов убеждение, что право может дать ключ к экономическому росту, стало разделять все большее число юристов. Они полагали, что менее формализованное и автономное, более пластичное и отзывчивое к задачам экономической политики право могло бы помочь странам Латинской Америки и Азии ускорить развитие. Они сотрудничали в программах иностранной помощи, разрабатываемых на юридических факультетах, в агентствах помощи развитию, а также работали с Фондом Форда, продвигая реформу правовых норм и институтов, задачей которой было усилить исполняемость законов и упрочить легитимность правовых систем развивающихся стран (Trubek and Santos 2006).

В последние три десятилетия в общественных науках и, в частности, в экономике наметился институциональный поворот. Многие экономисты начали помещать в центр своего внимания не рынки, а институты, в том числе правовые институты. Этот институциональный поворот, совершившийся, в первую очередь, благодаря нобелевскому лауреату Дугласу Норту, привлек внимание авторов к нескольким темам. Во-первых, стали изучать, как в догосударственном состоянии возникает обезличенный обмен, во-вторых, – как зарождается государство, способное надежно гарантировать защиту прав собственности, в-третьих, – как эволюционирует рыночная инфраструктура. Этот поворот можно связать с теми новшествами, которые в неоклассическую парадигму экономической науки внесли концепции транзакционных издержек и прав собственности, впервые сформулированные на языке теоретической экономики в 1960-е годы Рональдом Коузом, а затем Оливером Уильямсоном и Арменом Алчианом, Гарольдом Демзецем и другими. В то же десятилетие такие авторы, как Джеймс Бьюкенен, Рональда Коуз, Гари Беккер и Ричард Познер, начали применять неоклассическую экономическую теорию к условиям, где нет рынка, в особенности к проблемам общественного выбора и для экономического анализа права. Вопросы коллективного действия были рассмотрены Кеннетом Эрроу, Манкуром Олсоном и другими авторами. Таким образом, поправляя и уточняя неоклассическую парадигму, а также распространяя ее на новые области, экономисты пришли к выводу, что необходимо изучать институты. В 1970-х и начале 1980-х годов волна интереса к институтам захлестнула экономическую историю и тот ее раздел, который изучает происхождение капитализма, что еще сильнее приковало внимание историков экономики к исследованию институтов по сравнению с рынками. Упрощая историческую картину, у этого институционального поворота можно выделить три фазы, на каждой из которых по-разному моделировалась взаимосвязь между институтами и экономикой. На первом этапе институты брались как нечто внешне данное для экономики и исследовалось, как они влияют на ее развитие. Далее в центре внимания оказался вопрос воздействия экономики на создание и преобразование институтов. На третьем этапе рассматривалось, как эндогенные институты влияют на экономическое развитие и как в его процессе видоизменяются, то есть изучались их двусторонние причинно-следственные связи (Harris 2003: 297–346).