Читаем Кембриджская школа. Теория и практика интеллектуальной истории полностью

…Не всегда и при Ц[а]рях величество пребывает, а у иных и Ц[а]рей от пр[е]стола отринут, у иных отрешают. Того ради при таких и рожденные не наследствуют, а оставшие пр[е]стол из сторонних уступают, то при тех и всегдашнее Повелителство Величества не прибывает. Но нам токмо единым Б[о]жиим уставлением оное Величество дается и отнимается. Того ради не умирающий никогда не уничтожается, и никогда уничтоженное может быть Величество, аще персона и часто пременяется[491].

Также «повелительства власть» может вверяться на время должностным лицам («консулы Римские», «диктаторы Римской республики», регенты), но они не обладают ею, «ибо кто что имеет по сообщению, той тоей вещи несть Господин, и подлинно не наследник. Тое толко Величество истинное и собственно всегдашнее нарицается, которое ни в какие времена не пресекается, а не такое, которое по случаю бывает»[492].

Определяя основные характеристики «Высочайшего повелительства», автор говорит, что «Высочайшее есть, которое над всеми, ибо Величество равности между чинов не хранит», но при этом оно,

хотя имеет высочайшую власть, яко во всем народе явственно, но не надлежит по своей воли в умаление своего Империя бл[а]гая царства растощити, удручити, царство умалити, и ни во что обратити, для того во втором разнствии наречения прилично и сие речение предложити: изрядно повелевати. Что сохраняя высочайшее повелителство не токмо провинции своей Империи, но грады, села и деревни туне удалить не соизволит, и ежели б предшественник чрез какий случай так учинил, то наследнику право надлежит все отлученное паки возвратить[493].

Получается, что само «нарицание» суверенитета определяет обязанности его носителя. В то же время автор «Повелителства», несмотря на отрицание договорного происхождения власти, неожиданно близко подходит к пониманию государства как института. Кв. Скиннер, описывая «современное понятие государства», говорит, что оно носит «двоякий безличный характер», поскольку «мы отличаем власть государства от власти правителей и магистратов, которым одновременно поручено обладать его полномочиями. Но мы также отличаем власть государства от всего общества, которое подпадает под его власть» [Скиннер 2002: 45]. В схожем ключе описывается разделение «града» (общества, республики) и суверенной власти («Величества»), которая, как мы видели, отделена от личности властителя как «лице публичное»:

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология