Кембриджская школа. Теория и практика интеллектуальной истории

[Winkler 2008] – Winkler M. „Eigentum, Heiliges Recht! Seele der Gesellschaft!“: Adel, Eigentum, und Autocratie in Russland um 18. und frühen 19. Jahrhundert // Jenseits der Zarenmacht: Dimensionen des Politischen im Russischen Reich 1800–1917 / Hg. von W. Sperling. Frankfurt am Main; New York: Campus Verlag, 2008. S. 88–91.

Михаил Велижев Язык и контекст в русской интеллектуальной истории: Первое «Философическое письмо» Чаадаева [552]

1. История Кембриджской школы[553] начинается с разысканий Питера Ласлетта вокруг даты написания «Двух трактатов о правлении» Джона Локка[554]. Ласлетт, в конце 1940‐х годов изучавший архив Локка в Оксфорде, обнаружил, что классическое политфилософское произведение, легитимировавшее Славную революцию 1688 года, на самом деле было создано до бескровного переворота и первоначально служило совсем иным политическим целям. «Трактаты о правлении» являлись репликой в полемике английского философа с консервативными монархическими идеями Роберта Филмера (1588–1653), реанимированными в процессе парламентских дискуссий рубежа 1670–1680‐х годов. Находка Ласлетта показала, что значение языкового политического жеста зависит не только от высказанных в нем положений, но и от того контекста, идеологической рамки, в которых политические аргументы обретают свой смысл: именно поэтому, в частности, Локка никак нельзя считать «революционным» автором [Laslett 1956: 55]. Контекст этот мог пониматься историками Кембриджской школы по-разному, однако прежде всего они стремились установить связи текста с другими произведениями того времени, в том числе созданными второстепенными авторами. Работы классиков европейской политической мысли анализировались ими в контексте политических полемик, что позволяло историкам избавляться от антиисторичного подхода старой («лавджоевской») истории идей, навязывавшей текстам несвойственную их эпохам проблематику [Skinner 1969][555], и выявлять те языковые действия, которые можно было совершить с помощью данной политической аргументации в данный исторический период. От анализа конкретных языковых жестов в политике исследователи Кембриджской школы (в частности, Дж. Покок) перешли к реконструкции целых языков или идиом, актуальных для западной политической философии, начиная от итальянского Возрождения и заканчивая Американской революцией.

Русская интеллектуальная история как история политических языков – дисциплина относительно молодая, отчасти и потому, что область исследований, именуемая в России «историей общественной мысли» и служащая номенклатурным аналогом истории политической философии, куда чаще предпочитает философский или богословский инструментарий политико-языковому[556]. Между тем история политических идиом в России изобилует эпизодами, весьма любопытными в свете методологической перспективы, очерченной выше[557]. Так, один из ключевых текстов русской интеллектуальной истории – первое «Философическое письмо» Петра Чаадаева – как раз относится к числу произведений, созданных и опубликованных в разное время. В нашей статье мы попытаемся концептуализировать дистанцию, разделявшую сочинение (1829) и появление в печати (1836) чаадаевского письма, исходя из логики того политического языка, на котором оно было написано.

2. Политическая идиома, которой оперировал Чаадаев, хорошо известна – это язык французских католических философов-традиционалистов первой четверти XIX века[558]. Чаадаев заимствовал у Ж. де Местра, Л. де Бональда, П.-С. Балланша и Ф. Р. Ламенне не только идеи (провиденциальную интерпретацию истории, тезис о различиях в физиологии русского и европейца, мысль о нравственной сущности народов, критику национальных предрассудков, эстафетность интеллектуального прогресса и традиции, а также многое другое) и систему аргументации (апелляцию к длительной истории папства и его нравственному авторитету, историко-философские доводы, связанные с развитием христианской европейской цивилизации, и пр.), но и целые языковые конструкции. Так, например, знаменитый фрагмент из первого «Философического письма» о русских как «незаконнорожденных детях» в европейской семье народов был почерпнут Чаадаевым из сочинения Бональда «Первобытное законодательство» (1802):