Кемер в объятиях ночи

Впрочем еще был один парень в классе по фамилии Гойко Иван, который вроде, как и не воевал, но натерпелся всяких ужасов во время службы на объекте в Нуреке, или, как правильно говорят теперь по-таджикски, Нораке. Окрестности объекта буквально кишели местными бандами. Бандиты, вооруженные автоматами (а там люди иногда и в кафе кушали с автоматом на коленях), однажды просто въехали на территорию объекта и грабанули кассу, и никто не оказал им никакого сопротивления, никуда не заявлял и грабителей не искал. Все хотели просто отслужить свой срок и уехать живыми. Месяц тогда жили вообще без денег. Еще помнится, военные как-то пожалели одного старика, подобрали в машину на дороге, чтобы подвезти. Не говоря ни слова, старик внезапно распахнул халат, включил взрывное устройство и взорвал всех. Погибнуть так ни за что от руки фанатика было бы просто обидно. Все вокруг казались злобными, с одинаковыми лицами, со своей непонятной жизнью, случайно из ярости, ненависти могли и пристрелить, с ними даже воевать не хотелось, да и смысла никакого не было.

И еще там, у местных бандитов, было такое оригинальное развлечение: ловят прохожего и потом играют с ним: роют или находят две неглубокие траншеи, обоим дают автоматы (прохожему и бандиту) и они перестреливаются и или доходят до конца, или, что чаще, кого-то из них убивают (обычно, конечно, прохожего, у которого нет опыта).

Да и в мирной жизни всякое случалось. Другой одноклассник Мишка Звездочкин, закадычный друг детства Григорьева, окончил военное училище в Пушкине с красным дипломом, был направлен служить в Киев, дослужился до капитана, а потом в драке получил сильный удар по голове. После этого потерял память, был комиссован из армии, помнил только то, что было до училища. Старики-родители забрали его к себе на дачу под Питер, а жена с двумя детьми осталась в Киеве. Так и жил со стариками. В сорок лет он сам стал похож на старичка, а три года назад умер. Это был смелый решительный парень, запросто мог подраться. В детстве они с Григорьевым дружили и менялись марками. У Мишки в коллекции, помнится, были треугольные марки какой-то экзотической страны, по тем временам большая редкость, потом еще марки каких-то островов, другие с пирамидами. Ароматом другого огромного мира веяло от тех марок: Фуджейра, Южная Африка, Гондурас, Австралия. Возможно, та злосчастная драка в Киеве случилась из-за какого-нибудь пустяка, а кончилось все так страшно. И ничего уже тут не поделаешь.

Куликов Саша тоже оканчивал военное училище. Сразу после его окончания женился. После училища их с женой послали служить в далекий гарнизон — куда-то в Читинскую область. Там все время пребывания существовали проблемы с водой: то ее вообще не было, то шла одна ржавчина. И как-то приспосабливались, фильтровали воду. Чуть ли не для питья использовали воду даже из труб отопления. Несмотря на все бытовые проблемы, там, под Читой, они были счастливы и родили первого своего ребенка — Марину, которой сейчас уже было почти двадцать лет (без двух месяцев). Сейчас Куликов уже был в отставке, работал в строительстве. У него был свой скелет в шкафу: почти все заработанные деньги он проигрывал в казино. Просто не мог пройти мимо, неодолимая сила затаскивала его туда. Сидел там часами, пока не продувал все до нитки. Психовал, а ничего поделать не мог. Жена говорила, что на деньги, которые он проиграл, уже можно было купить дом на Канарах. Выходя из казино, он сразу же начинал жалеть проигранного, но снова возвращался туда с мечтой отыграться. Дочка уже предлагала ему: „Папа, давай, купим тебе игровой автомат домой и играй там, сколько влезет!“ Он же отвечал, что это ему не интересно. Одно слово — игромания.

Некоторым ребятам не везло по-другому. Коля Синица — тот уже лет десять работал в какой-то затхлой государственной конторе. Григорьев как-то по случаю заехал к нему на работу. Синица сидел очень растерянный, расстроенный и не сразу узнал Григорьева, хотя вроде как и договаривались о встрече. Григорьев помахал пятерней у него перед глазами. Синица криво ухмыльнулся и достал из нагрудного кармана рубашки расчетный листок. На листке была рассчитана зарплата, которую он получил за прошедший месяц. Григорьев тоже удивился, но его разбирал смех. Он не выдержал и все-таки прыснул. Синица тут же взвился с обидой:

— В этом нет ничего смешного! Я пахал по восемь часов в день с девяти до шести, а когда и позже и получил такие деньги! У меня каждую зарплату приходится два дня депрессия. У меня сын-студент подрабатывает вечерами и получает больше меня. Это я на государственной должности. Нет таких законов и быть не может, чтобы зарплата была такой низкой, а начальник ухмылялся мне в глаза, садился в свой „Мерседес“ и уезжал, а на выходные улетал с любовницей отдохнуть на море. И это — государство? Если это так, то тогда я ему ничем не обязан. А ведь чуть что, начнут орать: защитите меня, защите родину-мать. Родина-мать, видите ли, куда-то там зовет.