Кен

«Я тоже», — опять-таки про себя подумала Ксения и не поняла, почему не может сказать всего этого вслух.

Закрыв дверь ванной комнаты, она обессилено присела возле нее на корточках. Элеонора Станиславовна парализовала ее волю, если таковая вообще когда-то была. Эта дама так естественно воспринимала окружающих людей как прислугу, что было бессмысленно с ней спорить. Она обращалась к людям с такой ледяной, убийственной вежливостью, что те просто терялись. Как отвечать на хамство, понятно: откровенным хамством. Но что делать, если тебе не нахамили, но оскорбили при этом так, что стало тошно? И сделала это женщина, прекрасная, как ангел. Смотреть в ее глаза можно было бесконечно. В них не было ни дна, ни печали, ни какого-либо другого чувства.

Первым, что сказала Элеонора Станиславовна, сделав глоток крепкого кофе, было:

— Ах, как я отвыкла от этой страны! Мне хочется поскорее вернуться обратно в Италию. На свою виллу. Милочка, как вы можете здесь жить?

«А где же мне еще жить? — подумала Ксения. — Без своего жилья и денег?» Но дама не нуждалась в ее репликах:

— Поэтому покончим со всем этим быстрее. Я должна выполнить какие-то формальности?

— Ну да. Вам же надо забрать тело из морга! Вы — мать.

— Боже мой, как все это неприятно!

— Вам ее совсем не жаль? — не удержалась Ксения.

— Жаль? Ну разумеется. Для меня это большое горе. — Фраза была сказана таким тоном, будто речь шла о десерте, безнадежно испорченном поваром. И тут же: — Как вы думаете, милочка, я успею завтра вечером на самолет?

— Завтра?!

— Да, понимаю. Необходимые формальности. Ах, как их много! Ее же надо где-то похоронить. Я думаю, что вместе с моим покойным мужем. Но, в крайнем случае, послезавтра. Иначе я здесь умру. — Элеонора Станиславовна тяжело вздохнула: — Поймите, у меня здесь нет близких людей. Муж не мог оставить свой бизнес. Не покойный, разумеется, муж, а нынешний, синьор Ламанчини. Всю эту неприятную обязанность он переложил на мои плечи…

Дама передернула плечиками, словно демонстрируя их хрупкость. И снова кружевной платочек у глаз. Ксения рассматривала Элеонору Станиславовну и думала о том, что подруга была мало похожа на свою красавицу мать. Досадно ей это было или нет, но Женя Князева категорически отказывалась обсуждать подобную тему. Сказать, что между ней и матерью были плохие отношения, значило соврать. Они не были плохими. Они были никакими. Элеонора Станиславовна любила говорить, что свой долг по отношению к дочери она выполнила. Женечка получила все, что нужно, — по высшему разряду. Она не была заброшенным ребенком, разве что одиноким. Себя мать любила гораздо больше. Тем более что девочка даже не была хорошенькой. Возможно, втайне она радовалась, что между ней и дочерью не будет соперничества. Но вслух не уставала повторять:

— Женечка, как жаль, что ты так похожа на папу! Тебе ужасно не хватает женственности.

Может быть, поэтому Женя Князева держала возле себя красивых мужчин. Чтобы позлить мать, которая имела все, но жила сначала с лысым и толстым папочкой, который был старше на двадцать лет, а потом со своим итальянцем-миллионером, мужчиной бесспорно богатым, но уже старым и внешне тоже непривлекательным. Мать могла сколько угодно делать вид, что ей безразличны спутники дочери, но та втихаря подсмеивалась над ней. Как забавно, в самом деле!

Так получилось, что больше всего на свете Элеонора Станиславовна любила деньги. То есть не сами шуршащие купюры, а то, что на них можно купить. Ее родители были инженерами, простыми советскими нищими, и, глядя на красивые вещи, которые носили девочки из более обеспеченных семей, Элечка думала только о том, что это ужасно несправедливо. Ей все это пошло бы гораздо больше. С таким лицом и с такой замечательной фигурой! И всю свою жизнь Элеонора Станиславовна потратила на то, чтобы восстановить справедливость. Теперь красивые вещи носила она и выглядела в них на самом деле великолепно.

Да, справедливость восторжествовала, но Элеонора Станиславовна почему-то не испытывала от этого особого восторга. Все встало на свои места, но почему ценой таких больших жертв? Приобретение богатства стоило ей утраты молодости. Под молодой, прекрасной оболочкой билось сердце древней старухи. Эта столетняя бабка ни на что не реагировала только потому, что чувства ее были слишком дряхлыми. Она не была бессердечной, но воспринимала все соответственно своему подлинному возрасту.

— Милочка, вы ведь обо всем позаботитесь, не так ли?

— Да, я вам помогу.

В отличие от Элеоноры Станиславовны, Ксения умела любить. Это было ее несчастьем, но изменить себя она не могла. Она любила Женю, но кроме любви испытывала к подруге еще и элементарную благодарность. Она так много делала для нее. А муж, что муж?.. В конце концов он все равно стал бы таким, каким стал с помощью Жени Князевой. Если человек трус, то не важно, когда именно он спасует перед обстоятельствами и с чьей подачи.