Кен

— А тебе какая разница? — Ксения нагнула хорошенькую головку, улыбнулась.

— Это простое кокетство, или ты не хочешь, чтобы я догадался, как ты относишься к бывшему мужу? Вот кого мне хотелось бы задушить!

— Что, Женька разболтала?

— Она не любила упоминать своих бывших — за здравие. Только за упокой. И чересчур болтливой не была. Я знаю только то, что ты сама сказала… Ладно, хватит о ерунде. — Ксении показалось, что он на что-то решился. — Тогда пойдем? Хочешь посмотреть, как я устроился?

— Меня эта ведьма ждет.

— Кто? Элеонора? Да черт с ней!

— Так нельзя.

— Из-за денег, да?

— Нет. Даже с плохими людьми так нельзя.

— Думаешь, если быть с ними добренькими, так у них совесть проснется? Ха-ха-ха! Да они только обрадуются. И станут поступать еще хуже. Закон человеческих джунглей. У добреньких такие сладкие косточки! — Он потянулся, подмигнул: — Делай как все, Черри.

— Не буду. Я потом к тебе зайду.

— Как хочешь, — пожал он плечами. — Я могу прихватить с собой и ту девушку. — Герман кивнул на соседний столик, где пила уже третью чашку кофе крашеная блондинка. — И ту. И ту…

На его слова, сказанные подчеркнуто громко, стали оборачиваться женщины. Некоторые хихикали, некоторые негодовали, но, независимо от реакции, во всех глазах Ксения заметила откровенный интерес. Парень привлекал к себе внимание. Особенно сейчас, когда был словно заряжен какой-то дикой энергией. Черный, блестящий, похожий на магнит, притягивающий к себе все дурное. Ксения не умела вот так открыто становиться центром всеобщего внимания, хотеть его и не бояться. Насколько же надо быть уверенным в себе, чтобы знать, что тебе простят любой, даже самый резкий поступок? А он спокойно взял со столика у крашеной блондинки бумажную салфетку и написал на ней номер своего телефона. Блондинка надменно вскинула брови, но Ксения была уверена, что вечером она Герману позвонит.

— Ты делаешь это мне назло? — спросила она уже на улице.

— Я хочу тебя изменить.

— И зачем тебе это надо?

— Защищайся, Черри! Я хочу, чтобы ты защищалась, черт возьми!

Ксения подумала, что слишком уж часто на нее сегодня оглядываются. Ну почему он так громко говорит? И зеленые глаза блестят странно. Черное, нефтяное пятно зрачка все больше разливается по зеленой воде радужной оболочки. Он словно нарочно выталкивает ее в круг людского внимания. Но там же страшно, в этом кругу! И она пошла прочь, в спасительную тень.

— Эй, Черри! — окликнул ее Герман. — О Валентине. Ты ее не очень-то слушай. Она вечно засунет куда-нибудь безделушку, а потом начинает ее везде искать. Если вдруг будет тебе звонить…

— То что?

— Скажи, что ничего про меня не знаешь.

Ксения была слишком расстроена чтобы придать значение его словам. Какая безделушка? Какая Валентина? Надо ехать успокаивать Элеонору Станиславовну, если там и так уже «скорые» со всей Москвы в ряд не стоят.

…Никаких машин с красными крестами у подъезда не было. Ксения вздохнула с облегчением, но обрадовалась она рано. Элеонора Станиславовна встретила ее в дверях гостиной. Даже с постели не поленилась встать.

— Милочка, что вы себе позволяете?

— А что такое? — удивилась Ксения.

— Вы бросаете меня там, на кладбище, в компании этого ужасного человека!

— Да что в нем такого ужасного? По-моему, Толя — нормальный парень.

— Ах, так вы знакомы?

— Да, знакомы — с вызовом сказала Ксения. Элеонора Станиславовна уже не казалась ей такой несчастной.

— Может, это вы его ко мне подослали? Да он вас обманывает, милочка! Да, да, да! — энергично затрясла головой синьора Ламанчини. — Но если выбирать между ним и вами, милочка…

— Обязательно надо выбирать?

— Я хочу поскорее отсюда уехать. Я обещала, что обязательно с ним поговорю. Но мое сердце этого не выдержит.

«А оно у тебя есть?» — чуть было не ляпнула Ксения. И тут же услышала:

— Ах, я больна! Я чувствую, что он наговорит мне каких-то гадостей! А я ничего, ну просто ничего не желаю знать! Я хочу в Италию!

— Ну, хорошо, хорошо. — Ксения кинулась успокаивать Элеонору Станиславовну. Лицо той было нездорово бледным. И губы слегка посинели. Может, и правда, сердце? Заморила себя диетами, иссушила солевыми ваннами. Если в пятьдесят лет так вот выглядеть, даром это не проходит. Ксения одернула свитер на полной груди и подумала, что ни за что не будет себя так мучить. — Я помогу вам собрать чемоданы, Элеонора Станиславовна. И вызову такси.

— Ах, милочка, я всегда радовалась тому, как моя дочь умеет подбирать прислугу! Я тоже упомянула в завещании своего дворецкого… Что с вами, милочка?

— Ничего, — с трудом выдавила из себя Ксения. Вот, значит, кто она такая для этой дамы! Может, это правда? Но она, Ксения, ни к кому не нанималась!

— Милочка, вы оглохли? Я хотела сказать, что не собираюсь оспаривать завещания моей дочери. Если только синьор Ламанчини…

— Но он же так богат! — удивилась Ксения.

— Именно поэтому. Мой покойный муж оставил дочери целое состояние. Я, конечно, сумела устроить свою жизнь так, чтобы ни в чем не нуждаться. И мне хотелось бы, чтобы Николай в гробу перевернулся, узнав, кому достанутся его деньги, — прислуге.