Кенийские сафари

Но как-то в деревне аулихан меня угостили таким только что доставленным из пустыни молоком, и, к моему удивлению, оно оказалрсь совершенно свежим. Сомалийки рассказали мне о средствах, с помощью которых они «консервируют» молоко. Кочевники прекрасно знают скудную растительность своего края и давно-давно распознали ее полезные свойства. Некоторые пустынные колючки, брошенные в костер, горят ароматическим дымом. Над костром развешивают калебасы, и этот дым, окуривая их, пропитывает стенки сосудов веществами, предохраняющими от скисания. Дым других растений обладает дезинфицирующими свойствами. Ведь в пустыне нет возможности расходовать влагу на мытье калебасов и посуды. Обработка ароматическим дымом заменяет здесь воду. Над дымом развешивают одежду и белье, когда их нет возможности постирать; над ним склоняются женщины, желая придать приятный запах и блеск своим волосам. Дым служит здесь духами и мылом.

Да и нечего удивляться этому, если вспомнить, что сомалийские районы Кении — это южная периферия легендарного Пунта, знаменитой «Страны благовония», куда еще древние египтяне посылали свои корабли и караваны за миррой, ладаном и ароматическими смолами. Многие ученые, в том числе выдающийся русский востоковед академик Б. А. Тураев, считают, что загадочный Пунт — это Сомали, а пунтийцы — прямые предки современных сомалийцев. Правда, главные районы, где растут благовонные деревья, принесшие славу Пунту, находятся на «самом конце» Африканского рога — в Миджуртинии. Однако традиция использования ароматических веществ подтолкнула и южных, живущих в Кении сомалийцев обратить внимание на растения, покрывающие их скудную землю, и найти среди них те, которые могли бы заменить им миджуртинские виды. Кстати, в Восточной и Центральной Африке я сталкивался с широким применением благовоний в быту лишь среди тутси Руанды и Бурунди. У восточных кушитов существуют также специальные «мужские» травы и смолы. По вечерам, собравшись у костра после утомительного перехода через пустыню, мужчины любят положить себе под язык кусочек смолы мурр, которая прекрасно восстанавливает силы и заживляет раны. Для воскурений богатые кочевники используют прозрачную, как слеза, смолу бейхо, а бедняки довольствуются тем, что жуют или курят чад — траву, содержащую наркотические и возбуждающие средства. Она как рукой снимает усталость и сон и настраивает курильщиков на романтический лад. Покуривая чад, сомалийцы всю ночь могут просидеть у костра, сочиняя баллады о своих прекрасных женщинах или храбрых воинах или просто ведя неторопливую беседу.

У сомалийцев удивительно развито чувство уважения к собеседнику. Можно говорить часами, и все внимательно будут слушать оратора, никто никогда не перебьет его. Эта своеобразная «демократия у пастушеского костра» во многом, по-моему, отражает национальный дух сомалийцев свободных и независимых, законно гордящихся своими традициями, и в то же время терпимо, с интересом и пониманием относящихся к обычаям и культуре других.

Наездившись днем по болотам, я каждый вечер возвращался в один и тот же «верблюжий лагерь» и с нетерпением ждал этих ночных часов у костра. Стройные красавцы в тюрбанах рассаживались у огня, раскуривая свои трубки с чадом и с полчаса блаженно молчали. Потом курево начинало действовать на них. По очереди вставая, они нараспев декламировали сочиненные тут же, у костра, стихи. Так продолжалось до полуночи. Затем поэтическая часть заканчивалась и начиналась неторопливая беседа. Мужчины сидели у костра неподвижно, как изваяния, внимательно слушая говорящего. Лишь изредка кто-нибудь вставал, чтобы подбросить в костер пару лепешек верблюжьего навоза. К сожалению, более ароматного средства, отпугивающего слетающихся с болот комаров, в «Стране благовоний» еще не знают. Где-то около четырех холод, от которого аулихан по ночам страдают больше, чем днем от жары, загонял их в шатры. А в шесть они уже начинали доить верблюдиц…

На восьмой день кочевники навьючили на верблюдов шатры и погнали своих коров, съевших всю траву вокруг, на новое пастбище. А я, переночевав у опустевшего костра, отправился на юго-запад, в Национальный парк Меру — один из наиболее труднодоступных и интересных среди знаменитых кенийских заповедников.

«Добрый день, мистер Адамсон»

У входа в палатку лежал огромный гривастый лев. За ним, спиной к двери, у стола сидел красный от загара человек. Он курил трубку и быстро печатал на машинке.

— Мистер Адамсон! — окликнул я.

Красный человек оглянулся, перешагнул через льва и направился ко мне.

— Простите за беспорядок и за то, что не могу предложить даже стула. Мы доживаем здесь последние дни, лагерь эвакуируется на Найвашу. Но вы входите, входите… Бой не тронет. Вы, наверное, читали в газетах, что с ним приключилось несчастье. Лев решил полакомиться слишком большим буйволом и тот распорол ему бок. Джой нашла Боя всего лишь в миле от лагеря. Лев был парализован, так что она даже побоялась оставить его одного: гиены уже собирались приняться за пиршество.