Кенийские сафари

То, что показал мне старик следующим утром, мало чем отличалось от виденного мной в других районах древней африканской металлургии. Специфика у покот заключается в том, что свои «домны» они сооружают из материала, получаемого ими при разрушении термитников. Строительный материал жилищ насекомых они измельчают, получая нечто вроде цемента. Из этого красного порошка старик с помощью сыновей заделал дыры полуразвалившейся печи, из которой при нашем появлении действительно выползло две змеи. Потом в печь загрузили черные конкреции легкоплавкой железной руды, собранной в реке. Топливом служили тяжеленные бревна с черной древесиной, добытые высоко в горах. По словам старика, жар от них намного сильнее, чем от любых других дров. Перед тем как начать плавку, старик взял у меня деньги, купил у соседа трех коз и, убив одну из них, бросил ее внутренности на раскрасневшиеся уголья.

— Надо задобрить огонь, — деловито объяснил кузнец. — Без этого не выгонишь металл из камней. А бросать в огонь деньги — жалко…

Железных дел мастера долго возились у своей печи, еще дольше ждали, пока «камни отдадут» металл. Так что задержаться в енканге пришлось еще на день. Но зато когда мы утром покинули селение покот, на вооружении у нашей группы находилось одно новое, настоящее копье…

Туген — люди, живущие среди скал

Когда мы вернулись в лагерь Грейна, экспедиция уже была готова отправиться в путь. Вскоре мы углубились в узкую долину реки Керио.

Острые скалы и огромные красные термитники возвышались повсюду, словно окаменелые стволы гигантских деревьев прошлых геологических эпох. Справа от нас, над долиной, нависал обрывистый уступ Элгейо (Эйгейно), сплошь покрытый зелеными лесами. Слева громоздились красные горы Илкамасья, поросшие причудливыми канделябрами молочаев.

— Какой странный, неземной пейзаж, — догнав меня, поделился впечатлениями Грейн. — Какое удивительное сочетание красок, какие резкие переходы цветов. Когда видишь такое на картине, думаешь, что это плод фантазии абстракциониста.

Каменистые склоны Илкамасья довольно густо заселены, причем, очевидно, издавна. Об этом говорили попадавшиеся нам на пути многочисленные могильники из насыпных камней. Могильники были явно древние, принадлежавшие народу, жившему здесь до появления нынешних обитателей долины, скорее всего, людям эфиопской расы. Найденные в них скелеты принадлежали высокорослым долихоцефалам, не имеющим негроидных черт. Трупы погребены в сидячем положении и пересыпаны охрой. Некоторые кушитские племена и сегодня хоронят так своих покойников. Что же касается живущих здесь ту ген, то они не предают земле умерших. Они выносят покойников в саванну и, положив их тело так, чтобы живот был обращен к священным горам, оставляют на съедение гиенам. Через семь дней родственники возвращаются к этому месту проверить, съели ли звери труп. Если труп оказывается съеденным, значит, покойник «был хороший», и тогда в его честь устраивают пышные поминки; если — нет, то, следовательно, покойник «был плохой» и даже падалееды не хотят иметь с ним дело. Туген уверены в том, что он «остался на земле для того, чтобы делать зло живым». Поэтому труп относят подальше в горы, а иногда даже подбрасывают на территорию врагов.

В горах, где нет ровных площадок, туген строят небольшие цилиндрические хижины на сваях под конической крышей. В долине же они предпочитают сооружать жилища, характерные для всех нилотов. Это эллиптические постройки высотой в полтора метра, удивительно вписывающиеся в местный ландшафт, где преобладают скалы и огромные окатанные камни. К тому же хижины туген подобно земле красного цвета и почти не отличимы от скал и огромных построек термитов.

Нам представилась удачная возможность понаблюдать процесс сооружения такого эллиптического дома. Мужчины вбивали в землю столбы, а девушки и незамужние женщины крепили к ним каркас из плетня. Там, где каркас был уже готов, его покрывали сухой травой, обмазывали кизяком, а сверху закрепляли «термитовым цементом», не оставляя в доме ни единого отверстия, кроме узкой и низкой двери. В былые времена такие двери, не дававшие возможности быстро войти в дом, делали из соображений безопасности. Пока враг или незваный гость, согнувшись в три погибели, входил в хижину, находящаяся в нем женщина с детьми могла рассмотреть пришельца и при необходимости запустить ему в голову чем-нибудь потяжелее.

Большинство девушек, строивших дом, были совсем юные. Меня поразило обилие навешанных на них украшений из бамбука, а также сделанные из стеблей этого растения короткие юбочки, не встречавшиеся мне раньше на женщинах других племен.

— Бамбуковый наряд — символ того, что девушки недавно прошли обряд инициации, — объяснил мне один из проводников. — Сейчас они помогают друг другу строить хижины и три месяца будут жить в них в одиночку. Навещать их смогут лишь старухи вдовы, которые подготовят за это время девушек к семейной жизни.

— Могут ли они выходить замуж после того, как окончится трехмесячный срок одиночества? — поинтересовался я.