Кенийские сафари

— Да, если до этого срока встретятся с парнем, который бы им приглянулся и если этот парень может дать родителям девушки требуемый выкуп — около тридцати коз. Однако большинство родителей понимают, что такого крупного стада у молодого мужчины быть не может. Если их дочь — первая жена и, следовательно, будет в семье главной, они часто ограничиваются символическим выкупом в пять-шесть коз. Это позволяет их зятю использовать других коз для выкупа других своих жен.

Таким образом получалось, что родители вроде бы заинтересованы в том, чтобы их дочь была не единственной женой в семье тестя. Я решил уточнить это.

— Конечно, — последовал ответ. — Если родители любят свою дочь и не хотят, чтобы она делала свою работу в доме мужа одна, разрывалась между детьми и коровами, собирала хворост и полола поле, они помогают зятю найти вторую, третью жену. Особенно если их дочь — первая жена. Ведь это дает ей право ничего не делать самой, она лишь распределяет работу между младшими женами. Жена в доме — это рабочие руки. Много жен — много детей, а следовательно, еще больше рабочих рук. Это вы, вазунгу, думаете, что мы, африканцы, имеем много жен ради ночных забав. Мы же берем себе жен, кормим и защищаем их для того, чтобы в доме, пока мы гоняем скот, было кому работать и воспитывать детей.

— Сколько же жен может иметь мужчина?

— Столько, сколько нужно для его хозяйства и сколько он может прокормить. У нас, туген, немного земли и пастбищ, поэтому мы берем в дом не больше четырех жен. Но богатые покот в горах Черангань имеют и по десять жен. Правда, те могут свободно покинуть мужа, особенно если он заставляет их много работать.

— Столь же свободны женщины и других племен календжин?

— Всех обычаев соседей я не знаю. У элгейо и мараквет, например, существуют пробные браки. Если юноша и девушка понравились друг другу, они с разрешения своих родителей строят себе временную хижину и живут в ней в течение года. Будущий муж в это время должен носить отцу невесты пиво: чем чаще, тем лучше. Если в течение года молодые не сойдутся характерами, они мирно разъезжаются по родительским домам и начинают подыскивать себе новую пару. Если же за этот год молодые решили, что подходят друг другу, или невеста готовится стать матерью, всех соседей приглашают выпить пива и объявляют помолвку. Свадьбу играют после рождения ребенка. Такой брак нельзя расторгнуть. Даже если супруги просят об этом, старики обычно бывают непреклонны. «Вам было дано думать два сухих и два дождливых сезона, — осуждающе качая головами, говорят они. — Кто сказал, что вы ошиблись тогда, а не заблуждаетесь сейчас? Пора думать о детях, а не о себе».

Древние акведуки элгейо и мараквет

— Мне наконец удалось найти человека, знающего тропу к древним акведукам, — сообщил мне как-то Грейн. — Так что если у вас есть желание посмотреть эти удивительные сооружения, о которых так много пишут в последнее время, — присоединяйтесь.

Проводник повел нас вверх по склону, заставив прямо «в лоб» штурмовать уступ Элгейо. Африканец был стар, поджар, на плечах у него был накинут кусок леопардовой шкуры, а между ноздрей красовалась огромная алюминиевая серьга в форме листа, прикрывавшая весь рот. Когда старик говорил, серьга занятно приподнималась в такт движению невидимых губ. Я поинтересовался назначением этого украшения у носильщика, исполнявшего роль переводчика между нами и проводником.

— Почти все старики элгейо и мараквет носят такие нашлепки, называемые «акванга». Они говорят, что мудрость стариков и их молчание сродни друг другу. Поскольку у них нет зубов, они прячут язык за акванга, — не без юмора объяснил он.

Наш проводник был и впрямь немногословен. Лишь когда мы дошли до каменного уступа, с которого сбегали струйки воды, он остановился, поднял палец вверх и коротко произнес: «Хапа» (здесь). Как нам сперва показалось, между уступом и густыми ветвями росших рядом деревьев образовалось нечто вроде завала сушника. Однако, приглядевшись, мы увидели, что-то, что в полумраке леса показалось нам завалом, в действительности представляет собой нечто вроде сплетенного из корней растений желоба. Местами желоб удерживался с помощью лиан на стволах живых деревьев, а местами крепился на толстых, до десяти метров в высоту, столбах. Скользя по гладким мокрым камням, мы с трудом долезли до верхней кромки уступа и изумленно переглянулись.

По пологому заболоченному горному склону, извиваясь и петляя среди валунов, бежала небольшая речка. Она добегала до знакомого нам каменного уступа и уже была готова спрыгнуть с него водопадом, разлиться внизу среди камней и скал на множество ручейков и, быть может, потеряться в них. Однако… у самой кромки уступа созданная неведомыми строителями лента-желоб подхватывала воду и отводила в сторону. Сплетенный из корней и лиан желоб оказался древним акведуком, проложенным над лесом уступал Элгейо.

— Кто построил эти желоба, несущие воду над лесом? — спросил я у проводника.

— Сириква, — уверенно ответил он.