Кентавр

– Древнееврейские поэты называли его временем до грехопадения, более поздние – Золотым Веком, сегодня его отблеск заметен в выражениях Желанная Страна, Страна Обетованная, Рай земной и множестве других, но в сознании мистиков и святых оно выступало страстно желаемым временем слияния с их божеством. Ибо такое возможно и открыто для всех, любому сердцу, не ослепленному ужасом того материализма, что загораживает все пути избавления и заключает личность в камеру скучной иллюзии, признающей за реальность лишь внешнюю форму, а всё многоцветье внутренней жизни…

Тут до нас снизу донеслись хриплые крики двух пьянчуг. Мы снова подошли к парапету и посмотрели на поток конных экипажей, машин и пешеходов, видневшихся на Слоун-стрит. Обуреваемые гневом от искусственного стимулятора в их мозге, пьяницы, шатаясь, скрылись из виду. За ними медленно прошествовал полисмен. Ночная жизнь огромного сверкающего города текла внизу нескончаемым потоком душ, каждая из которых была влекома своим путем к вожделенному забытью, когда можно будет не думать о прутьях своей клетки, о тысяче мелких терзаний и прикоснуться хотя бы к краешку счастья! Все такие самоуверенные, они бежали в прямо противоположном направлении – стремились вовне, к внешним целям, а не внутрь себя, боялись быть простыми…

Мы снова вернулись туда, где лежали раньше. Долго никто не находил, что сказать. Наконец я первым спустился вниз по скрипучей лесенке внутрь, и мы вошли в душную гостиную небольшой квартиры, которую Теренс тогда снимал. Я включил электрическое освещение, но О’Мэлли попросил меня притушить его. Глаза ирландца всё еще светились внутренним одушевлением. Мы сели возле растворенного окна. Он достал потрепанный блокнот из кармана своего еще более потертого сюртука, но было слишком темно, чтобы читать. Однако он мог говорить, не заглядывая в записи, так как знал всё наизусть.

XVII

Он привел еще ряд причин, по которым Фехнер полагал Землю выше человеческого уровня развития, но в сердце у меня надолго остался другой отрывок – описание радости дерзкого немецкого мыслителя от осознания ее прелести и от его первого простого видения. Сам я вполне земной человек в самом расхожем смысле слова, однако красота его мыслей живет во мне по сей день, способная преобразить даже неприглядную страховую контору, витая надо мной, когда я сражаюсь с наискучнейшими, удручающими делами. Признаться, это не раз освежало и придавало сил в трудную минуту.

«Какая форма лучше помогла бы ей нести свой драгоценный груз через долгие дни и времена года, чем теперешняя, ведь она себе и конь, и колеса, и повозка одновременно. Только подумать, до чего она прекрасна: сияющий шар, небесно-голубой, залитый солнцем с одной стороны и купающийся в звездной ночи – с другой, во всех водах отражается небо, в складках ее гор и извивах долин идет бесконечная игра света и теней, в окоем помещается только часть, даже с горных вершин, но если бы удалось увидеть ее целиком, воистину Земля предстала бы в радужной красе. Тогда бы все виды пейзажей предстали бы перед взором одновременно: всё нежное и исполненное изящества, всё тихое и бурное, романтичное, заброшенное, радостное, пышное и роскошное или бодрящее. Пейзаж – ее лицо, причем он включает в себя и людей, их глаза сверкают бриллиантами среди капель росы. Зеленый цвет преобладал бы в портрете, но голубизна атмосферы и облачный покров окутывали бы ее, как невесту фата, чьи влажные туманные полупрозрачные складки земля с помощью своих слуг-ветров никогда не устает по-новому укладывать вокруг себя».

– Ей как разумному организму, – продолжал О’Мэлли, поведя рукой в сторону занавесившей окно синей ночи, – не потребны ни сердце, ни мозг или легкие, как нам, ибо она устроена по-другому. Вместо них у нее есть мы! Собственных конечностей или мускулов у нее тоже нет, вне Земли находятся только звезды. К ним она применяется всем своим телом, неуловимо меняя походку или еще более тонко отзываясь на уровне вибраций. Океаны могучим зеркалом отражают свет небес, атмосфера, подобно гигантской линзе, собирает и преломляет его, облака и снежные равнины сливают в белизну, а леса и цветы разбрызгивают пестрым покрывалом… Люди издавна слагали сказки об ангелах, которые обитают среди света, не нуждаясь в земной пище и питье, о посланниках между людьми и Богом. И вот перед нами существа, живущие в области света, которым не нужны еда и питье, посредники меж Богом и нами, повинующиеся вышней воле. Значит, если небеса действительно обитель ангелов, небесные тела как раз и должны быть теми ангелами, ибо иных нет. Да! Земля – общий великий ангел-хранитель, ибо наблюдает за всеми нашими интересами. А теперь, – прошептал ирландец, видя мой неослабевающий интерес, – послушай о том, какое видение посетило Фехнера. Заметь простоту и силу убеждения.