Весь день без всякого труда, словно на ногах выросли крылья, спутники поднимались по крутому склону, поросшему самшитом и буком, пересекали заросшие золотистыми азалиями широкие поляны, а ветер, прохладный, как на рассвете, подгонял их. Несмотря на масштабы и дикость, здешние места странным образом напоминали парк: огромные кустистые деревья стояли, словно причесанные ветрами, то шуршащими, то свищущими в их листве. Меж рододендронов протянулись поросшие густой травой дорожки и более широкие пути, древнее луны, которые лишь недавно покинули тысячи садовников-ветров, перешедших к заботам в соседнем краю. Надо всем витал дух красоты и простой жизни древности, мягкий отсвет зари мира.
Всё ближе и ближе, глубже и глубже, быстрее и быстрее… напрямик к материнскому сердцу стремился О’Мэлли. По самым чувствительным путям внутреннего бытия, столь незаметным, мягким и незамысловатым, что у большинства людей они просто зарастают или остаются совсем не видны, он радостно скользнул чуть ближе – еще на одну ступень – к истинной реальности.
А флейта Пана «в полный голос» пела над вершинами и долинами Кавказа:
Великан размашистыми шагами, больше не спотыкаясь неуклюже, как на том игрушечном пароходике, где пытался вписаться в меньшую амплитуду движений, привычных людям, уверенно шел во главе по ведомым ему тропам, вернее, по непроторенному простору мира, с любовью расстеленного ему под ноги планетой. Ветер, дующий с равнин, давно оставленных позади, служил им мудрым попутчиком. До их ушей доносились не слабые звуки рожка из Волшебной страны эльфов, но трубный глас Прамира, нарастающий по мере приближения к цели. Величественные склоны под ними мягкой зеленой пеной заливали буковые леса, а на луговинах блестели и звенели ручьи. В полдень, когда слишком пекло, они останавливались вздремнуть в тени скал, а иногда шли еще долго после захода солнца, руководствуясь звездами и намеками ветров. Даже лунный свет, заливавший одинокий мир серебром, соперничающим с белизной горных вершин, был к ним благосклонен, полубожествен… О’Мэлли казалось, что и во сне за ними наблюдали и присматривали, словно Другие, ожидавшие их, спустились, чтобы встретить на полдороге.
И непрестанно нарастало счастье: теперь он ощущал себя воссоединившимся, полным, целостным. Будто его «я» передавалось бесчисленным тысячам других, становясь несметным, как песок. Он был везде, во всем – сиял, пел, танцевал… Вместе с древними лесами он дышал, с водными потоками струился по тенистым долинам, с каждой вершины взывал к Солнцу и вместе с ветрами облетал широко раскинувшиеся отроги. Вокруг него простерлось цветущее создание – Кавказ; огромный и безмолвный, нежился он на солнце. Но горы вмещались и
XXXII
Дальнейшее повествование унесло меня в волшебную страну, но такая действительно существует, ибо живет в сердце каждого человека, имеющего воображение и не замыкающегося от Вселенной в тесном мирке.