Кентервильский гамбит

Том любил проводить здесь время, принеся из подвала одну из последних бутылок марочного вина, густого, старого, имевшего насыщенный вкус. Одинокий кованый столик, с тяжелой, мраморной столешницей, треснувшей от времени и перепадов температур, стоял в глубине оранжереи. На черно-белых клетках стояла единственная шахматная фигура – черная башня. Когда-то это был большой игральный набор, военный трофей, эхо третьего крестового похода. За столько времени фигуры растерялись, и осталась только одна. Черная как смоль, тонкой работы, эбеновое дерево с инкрустацией. Том знал ее на ощупь до каждой трещинки, часто нося с собой и крутя в пальцах во время размышлений. Истертое, отполированное прикосновениями дерево нагревалось от тепла тела и издавало тонкий запах восточных благовоний. Хотя, быть может, это только чудилось Тому, ведь он помнил, как привез этот набор, как много раз учился играть, осваивал дебюты и гамбиты. Он справедливо полагал, что шахматы отражают жизнь, в данном случае – его собственную. Время прошло, и он остался совсем один. Жалкий, одинокий король, со всех сторон окруженный шахом, который поставила ему жизнь. И даже башня не могла обеспечить ему защиту, даже если бы он как следует подумал над рокировкой. Было уже слишком поздно.

В глубине души Том надеялся, что все как-то само собой закончится, тихо и незаметно, не тревожа покой ни его самого, ни дома. Но в день, когда прибыл почтальон, поскрипывая своим велосипедом и разбрасывая гравий эффектным разворотом, Том понял, что все кончится тихо и быстро, только если он примет яд. А это как-то не вписывалось в его картину мира.

Получив, наконец-то, пухлый конверт, подписанный знакомым почерком мистера Бойла, Том, не прощаясь, ушел в дом, закрыв дверь перед любопытным носом конопатого ирландца.

В бутылке оставалось вина чуть больше трети, и Том критично осмотрел ее, а потом перевел взгляд на конверт. Он понимал, что там не будет ничего, что могло бы его обрадовать, и теперь думал, хватит ему имеющегося алкоголя, или нужно еще? Его останавливала необходимость спускаться и подниматься по довольно крутой лестнице в подвал, да и остатки вбитых правил, что пить с утра – моветон. Но к черту, кому какая разница?

Выругавшись, он взялся за трость и похромал в винный погреб. В шкафу осталось всего три запыленные бутылки. Две – Шато Лафит, на одной стояла дата 1786 год, а на второй только две первые цифры – 17. Отец берег эту коллекцию, но и ее пришлось потихоньку распродать. Третья бутылка была совсем новой – Монополь, 1907 год. Том хорошо помнил, когда эту бутылку преподнесли в качестве подарка на Рождество. Прекрасное было время, большая семья, гости, друзья и соседи, полный штат прислуги, большая елка в холле. Казалось, эта теплота и безмятежность будут вечны, и все как-нибудь выправится. Но никто не думал, что таких праздников осталось всего несколько. И что меньше чем через десять лет в холле не будет ни елки, ни вечерних шарад, ни приятных сюрпризов.

Отогнав от себя воспоминания, Том взял бутылку с полустершейся датой, собрался с духом и начал тяжелое восхождение вверх по ступеням.

Дом стоял непривычно тихий, словно погруженный в себя. На кухне ничего не гремело, только далеко на чердаке скрипели половицы, и что-то каталось по полу. Взяв себе чистый бокал, Том устроился в кованом кресле, закутавшись в плед – день был поистине свежий. Он отпил глоток вина и решительно вскрыл конверт, доставая оттуда несколько писем и пакет документов. Он прочитал сухое и деловое письмо от поверенного, саркастически усмехнулся. Раболепство и обожание уменьшались соответственно тому, как таял капитал его семьи. В понимании мистера Бойла Том сейчас едва ли занимал высокое положение. Он был нищим, не мог предложить ничего, кроме родового имени и титула, которые ничего не стоили. Для таких людей всегда куда более ценны деньги, удачные вложения и проценты на банковском счете. И вот для таких он и выслуживался, расписывая покупателей, которые нашлись на его поместье. Другое письмо было, собственно, от потенциального владельца Холл-хауса.

Прежде чем начать читать его, Том какое-то время просто обдумывал сложившуюся ситуацию, потягивая вино и поглаживая в пальцах шахматную фигурку. В небе кружились вороны, хрипло галдя и внося хаос в тишину осеннего утра. Семь ворон сулили прогулку и Том поморщился. Лично ему никуда идти не хотелось. В пледе он согрелся, от вина кровь побежала по венам быстрее. Он вздохнул и взял второе письмо.

Через пару минут он яростно скомкал его и отшвырнул прочь от себя, зарычав от злости. Бумажный шарик пару раз подпрыгнул на каменном полу и покатился, подхваченный игривым ветром. Следом полетела опустевшая бутылка, разлетевшись веером зеленых осколков и багряных брызг.