Кентийский принц

– Ну успокойся, успокойся, все ведь хорошо, – начал я ее успокаивать когда увидел, что она плачет.

– Ты знаешь, Виктор так хорошо ползает и уже сам встает в кроватке, – вытирая слезы, проговорила она. – И очень шустрый, няньки за ним прямо не успевают, – дополнила, уже улыбаясь сквозь слезы. Вот женщины, как же они не последовательны… тут же плачет, целует, смеется и еще успевает рассказать самое главное, по ее мнению. Алексия же – это непоследовательность в квадрате.

Приобняв ее за плечи, я стал подниматься на крыльцо замка и уже у самой двери, которую распахнул Стен, повернулся к собравшимся.

– Спасибо за встречу, празднование победы мы устроим через несколько дней, а сейчас продолжайте заниматься своими делами.

В баню я не пошел, принял душ, переоделся и отправился навестить сына, он, правда, спал, и я не стал его будить, постоял у кроватки, полюбовался и пошел в кабинет. Предстояло принимать доклады и давать распоряжения, дел, как всегда, было много, и все надо было успеть.

У дверей уже столпились все мои доверенные лица, или управленческие кадры, как хотите, так и называйте. Первым докладывал барон Варт: как дошли, сколько в строю и сколько на излечении, тяжелораненых оставили в городе. Всего в строю на данный момент оказалось двести семьдесят человек, из них раненых на долечивании двадцать пять, плюс тяжелых двенадцать.

– Хорошо. Барон, что вам в первую очередь необходимо?

– Да в принципе ничего, лишние палатки и печки сдали Ульху, булатные мечи и копья с такими же наконечниками – тоже. Телеги по списку, некоторые надо ремонтировать. Пушкари у нас идут отдельно, пусть докладывают сами.

Тут встал Витор, начальник моей артиллерии, я его и не заметил, ну для него, конечно, это внове, вот и старается не высовываться.

– Ваша светлость, пушки все в порядке, износа стволов нет, пороха осталось тридцать бочонков, картечи чугунной сто килограммов. Надо чинить почти все лафеты, кое-где менять оси и колеса, и осталось только шестьдесят четыре пушкаря.

– Значит, тебе, Витор, отобрать среди копейщиков желающих послужить у тебя, с лафетов, которым требуется ремонт, снять пушки и отогнать к Литону. Кстати, почему нет его и кого-то из этой парочки Мирто или Шорто? Ульх, запомни, теперь на всех совещаниях присутствовать всем начальникам производств, вплоть до белошвеек.

Ульх быстро выскочил за дверь и почти сразу же вернулся, наверное, Сарта послал.

– Ларт, подойди ближе, – доставая бумаги, проговорил я. – Вот смотри, это знак, вернее это будет называться орден. В самое ближайшее время необходимо такие отлить из латуни и серебра. Да, из серебра, не смотри на меня так, всего тысячу сто пятьдесят штук и двести штук вот таких вот мечей, их льешь из золота.

– Как, ваша светлость, из золота? – удивленно переспросил Ларт.

– Да сколько там того золота, ты размеры посмотри, – отмахнулся я от него. – И вот еще что, нужен вот такого примерно размера гранитный камень, одна сторона полированная, да вот тут все расписано. Это, конечно, не к спеху, но каменотесам закажи, пусть подготовят.

В дверь постучали, и заглянул Стен.

– Ваша светлость, все пришли.

– Пусть заходят.

Все зашли и встали у дверей – стульев не хватило, поэтому они стояли.

– Вот, кстати, Литон, первое задание для тебя, сделать одинаковые стулья в кабинет в количестве, вдвое большем, чем есть сейчас, а то так и будете стоять на совещаниях.

Проканителились еще час, но зато всем все рассказал, объяснил, кому надо постучал по голове, в переносном смысле, конечно.

Герцог Кантор прислал сотню своих гвардейцев, их и поставили в патрули и в охрану дорожных рабочих. Что интересно, детей, что мы привезли с собой, разобрали по семьям, даже деда с внуками забрали в одну семью. Озадачили главную швею, и та со своими белошвейками неделю шили малышне обновки. Новые родители честь по чести рассчитались за одежду и обувь деньгами.

Глава двадцатая

А потом для меня начался кошмар. Лотар просил меня присутствовать на репетиции оркестра и постоянно спрашивал, так ли звучит, а звучало все совершенно не так. А я кроме трам-парам-парам и добавить ничего не мог, но уж очень хотелось, чтобы этот марш звучал. Бились целую седмицу, и если какой-то фрагмент получался, тут же записывали его по партиям нотной грамотой. Вот так по фрагментам полностью и восстановили мой любимый марш «Прощание славянки», а потом как-то в один момент все получилось, и началась шлифовка произведения, но за время, пока подбирали, я чуть с ума не сошел от какофонии.

Награждение проводили на поле, построили скамьи как на стадионе, пригласили родителей погибших да и оставшихся в живых, кто жил не далеко. Я выделил дилижанс, и тех, кто жил в одном-двух днях пути, привезли всех. Много было из соседнего баронства, те, которые пришли с бароном Гораном де Винером. Я с небольшой трибуны произнес речь, рассказал, как мы бились под стенами столицы и в землях барона Леста, а потом перешли к награждению.