Кероглу

Какая там обида! Хан молил аллаха о таком родстве. Тотчас были призваны молла и кази.[120] Был заключен кебин.[121] Снова начали пировать, к трем дням прибавилось еще четыре, стало всего семь дней и семь ночей. К исходу седьмого дня хотели уже повезти невесту к жениху, но Кероглу сказал:

— В Ченлибеле мать удальцов и госпожа их — Нияр-ханум. Я должен повезти невесту и сыграть свадьбу и там.

Удальцы сели на коней и, взяв с собой Ругийю-ханум, приехали в Ченлибель. Посмотрел Кероглу, видит по правую сторону от себя Нигяр-ханум, по левую — Эйваза, а впереди семь тысяч семьсот семьдесят семь удальцов. Взыграло сердце его, прижал он к груди свой трехструнный саз и запел:

Хорошо мне собирать меджлис,
Чтобы слышно на всем свете было,
Натыкать баранов на шомпуры,[122]
Чтоб в достатке всякой снеди было.

В Ченлибеле все мои родные.

Из атласа платье шьют портные.
Пусть же каждый день, лишь намекни я
Сто гостей бы на обеде было.

Мне б весь век громить пашу, султана,

Слушать вопли о пощаде хана,
Побеждать в сраженьях непрестанно,
Чтоб известно о победе было.

Чтоб Эйваз спешил на помощь в пору,

Демирчиоглу сметал бы горы,
Чтобы мне в бою всегда опорой
Мужество в Белли-Ахмеде было.

Кровь моя да будет жарче львиной,

Не накроет страх меня лавиной,
Окружен я доблестной дружиной,
Пусть бы в стали все и в меди было.

Вражью кровь в бою мне пить по нраву,

Разгромлю я недругов на славу,
Всех купцов ограблю, чтоб по праву
Их добро в моем наследье было.

За твоею, Кероглу, спиною

Удальцы всегда готовы к бою.
Пусть Нигяр весь век сидит со мною,
Чтобы до смерти юности хватило.

ПРОПАЖА ДУРАТА

Снова пришла весна. Хорошо было в Ченлибеле. Все покрылось цветами и зеленью. Роза звала розу, соловей — соловья. Тюльпаны кивали тихим фиалкам. На обрывистых скалах пели куропатки, будто выкрашенные хной. Голос Кероглу сливался с трелью соловьев. На склонах гор трава стояла в человеческий рост. Бесчисленные вольные табуны Кероглу паслись на зеленой траве. Этой весной Кероглу пустил в табун и Дурата.

В буйном табуне Дурат, наевшись изумрудной травы, стал бешен и неукротим. Ни с одной лошадью не мог он ужиться. То налетит и лягнет, то бьет копытами. Переполошил он весь табун.

Однажды Дурат совсем заупрямился. Начал он наскакивать на лошадей. Ударил одну, лягнул другую, третью и, наконец, погнал впереди себя весь табун, заставил его мчаться вниз, к подножью Ченлибеля. Помчался табун по равнине. Мчался, мчался, перевалил через горы, пронесся по долинам, опустился с холмов и добрался до пастбищ Гара-хана.

Теперь послушайте о Гара-хане.

Гара-хан был лютым правителем. На его земле мало кому не пришлось изведать тяжких мук от его жестокости. И был он очень алчен. У кого ни увидит хорошую вещь, добром или силой заберет себе. Словом, совсем разорил народ. Он говорил, что находится в родстве с иранским шахом. Все боялись его и от страха молчали.

Когда табун Кероглу примчался на пастбища Гара-хана, побежали нукеры[123] и доложили ему об этом. Тотчас Гара-хан приказал пригнать табун к своему дворцу.

Оставим слуг Гара-хана гнать табун, о ком же рассказать вам? О Кероглу!

Кероглу был в Ченлибеле. С того дня, как вернулся от Элемгулу-хана, он еще никуда не выезжал. Вдруг вбегает, запыхавшись, главный табунщик и кричит, что табун пропал. Кероглу спокойно было встретил эту весть. Но когда узнал, что с табуном пропал и Дурат, разгневался. Крикнул он в сердцах так, что весь Ченлибель содрогнулся. Эхо прокатилось по горам, долам и ущельям. Все удальцы тут бросились к Кероглу.

Послушаем, что он спел: