Кесарь

То ли события этой ночи так запугали меня, что я готов видеть иезуитских убийц едва ли не в каждой тени, то ли обострившееся ощущение тревоги действительно предупреждает меня об опасности. В любом случае, я решил не рисковать — и обратился к Лермонту:

— Джок, не своди глаз с немца, пусть повременит со своими лекарствами… Рейтары — а вы возьмите голубчика под белы ручки; нужно кое-что выяснить.

Удивленный шотландец выгнул брови — но ничего не сказав, молча кивнул, подав знак солдатам; те, впрочем, уже и сами двинулись к врачу, прибывшему от Делагарди. Якобы… Тут же подал голос и запинающийся от волнения ученик:

— Г-г-господине… Но зачем? Нас послал…

— Я знаю, кто вас послал. Генерал Якоб Делагарди мой близкий друг, если вдруг вы о том не знаете… А я, к слову, никогда не видел вашу пару среди лекарей корпуса. Так что… Покажи-ка свой крестик, добрый молодец.

От меня не укрылся быстрый взгляд мальца, брошенный в сторону своего «мастера»; возникло острое желание проследить за ним — но вместо этого я сосредоточил все внимание на ученике, вслух обратившись к хайлендеру:

— Джок, все внимание на медиуса! Можешь даже направить на него пистоль — и ни в коем случае не подпускай его к князю!

После чего негромко, но внушительно повторил свой приказ:

— А ты ученик, доставай, доставай крестик…

Юноша поспешно кивнул и излишне суетясь, натурально дрожащими руками расстегнул ворот и потянул тесемку нательного креста. Его неловкие, поспешные движения меня невольно успокоили — и, чуть опустив пистоль (дуло которого, впрочем, все еще направленно в живот студиоза), я вполне спокойно попросил:

— Переверни распятие на обратную сторону.

Юноша промедлил всего миг — но от меня не укрылось, что он довольно нервно и резко опустил правую руку вниз… Чувство опасности буквально обожгло мой загривок за мгновение до того, как малец вдруг рванул ко мне — и я непроизвольно нажал на спуск.

Выстрел!

Выстрел грохнул оглушительно — а тяжелая пистольная пуля швырнула паренька обратно на лавку; из левой руки его выпал не такой и длинный стилет, чье лезвие, однако, смазано какой-то дрянью. В широком же рукаве камзола виднеются кожаные ножны… Раненый точнехонько в солнечное сплетение иезуит, на кресте которого я успел разглядеть знакомую гравировку, забился в конвульсиях — а я ни своим голосом вскричал:

— Лекаря! Брать живым!!!

Однако мой крик уже заглушил второй выстрел…

Обернувшись, сквозь густой клубок порохового дыма я увидел лежащего у стенки рейтара, потирающего ушибленный затылок. Да второго солдата, изумленно пялящегося на распластавшего на спине лекаря, инстинктивно пытающегося зажать ладонью огнестрельную рану в животе… Избу заволокло дымом — а внутрь уже ворвались дежурившие в сенях солдаты:

— Назад! Не толпитесь! Джок, почему стрелял?!

Несколько изумленный моим вопросом Лермонт в недоумении воскликнул:

— Так ты же сам сказал, чтобы держал на прицеле! А он вдруг с такой силой оттолкнул Сашку к стенке, да было дернулся к князю… Ты пальнул — ну так и я…

— Так ведь надо же было в ногу!

Шотландец не нашелся, что ответить — хоть я и сам дурак, не упредил, куда стрелять! Да уж, все мы задним умом крепкие… Между тем, дым уже вполне рассеялся — так что я увидел направленный именно в мою сторону взгляд иезуита, оскалившего зубы в какой-то безумной ухмылке:

— Не жилец ты, полковник… Не жилец!

Однако же медиус, как оказывается, вполне себе чисто говорит по-русски! Н-да, неплохо они нас разыграли, едва не провели меня… Но кто бы ожидал от иезуитов такой лихости, ловкости и наглости, а? Сунуться к князю, когда вокруг его столько охраны!? Построив расчет на том, что во взбудораженном лагере никто не отправит посланца к Делагарди, проверить подлинность их личин… И что никому и в голову не придет подозревать в открыто приехавших лекарях, столь уверенно себя назвавших, подосланных убийц!

Тем более, что доктор, судя по всему, подлинный. Да и то — почему бы иезуиту не обучиться-то в Салерно, в Италии?! Орден славится своей образованностью, понастроив коллегий по всей Европе…

— Это Господь рассудит, кому жить, а кому уже пора отправиться на Его суд… Отче Сергий, как рана медиуса? Есть шансы?

Откровенно испуганный и ошарашенный травник ответил не сразу — и вместо него заговорил сам лже-доктор:

— Пуля перебила хребет, ногу уже не чувствую… Бесполезно все, полковник, отхожу… Но и тебе — тебе осталось недолго…

Последним усилием заставив себя криво улыбнуться окровавленным ртом, иезуит вдруг с силой откинулся на пол, громко стукнувшись затылком об струганные доски — и как видно, потерял сознание от удара. Невольно подивившись такой стойкости и упертости, я коротко обратился к Лермонту, указав на медиуса:

— Окажите последнюю милость, добейте… Да близко не подходите, а том может прикидывается — и полоснет по ноге отравленным клинком! Такая змея ужалит, даже будучи смертельно раненой… И никого больше не впускать кроме тех, кого знаешь лично, Джок! Это понятно?!

Насупившийся Лермонт, едва не проворонивший иезуитов, молча кивнул — а я обратился к супруге «Орла»: