Кэш

– Я начал работать. Съездил в Нижний Кут, где он строил электростанцию, сейчас он называется Светлогорск, в Москве встречался с людьми, которые его хорошо знали. И с бизнесменами, и с политиками. Они много интересного рассказали. Уже написал пару глав, кое-что набросал. Мне хорошо работалось. Как в молодости. Много ли писателю надо? Кусок хлеба и чтобы никто не мешал. И, конечно, чтобы твою книгу ждали. Всё это у меня было. Правда, недолго.

– Почему?

– Вера Павловна отменила заказ. Заплатила за всю работу и сказала, что писать книгу не нужно.

– Она объяснила причину?

– Сначала нет. Приехал какой-то малый на скутере, привез конверт с деньгами и записку: «Спасибо, книгу писать не нужно». И всё. На мои звонки не отвечала. Я поехал к ней, подкараулил у дома, потребовал объяснений. Она сказала, что подумала и поняла, что в книге Георгий все равно не получится, каким был. Она сохранит его в своем сердце. Так она выразилась. Эти блядские штампы заменяют людям мысли. Она, видимо, поняла, что ляпнула что-то не то, и сказала, что я могу писать любую книгу, какую захочу. Только все фамилии изменить.

– Почему же вы не стали ее писать?

– Да кому она на хер нужна?! – Ларионов прервался на стопарь и раздраженно продолжил: – Потратить год или два, а потом таскать рукопись по издательствам до морковкина заговенья? Умолять: хоть прочитайте, суки! А ты кто? Ларионов? Какой такой Ларионов? Вот если бы ты был Донцова!

– Есть Интернет, – напомнил Панкратов.

– Рукописи, поступившие по Интернету, вообще не читают. Нажимают delete в тот момент, когда текст появляется на экране. И даже раньше. А тверское издательство «Колонна пабликейшенс» честно предупреждает: «Дорогие писатели! Присылать нам рукописи не имеет никакого смысла. Мы их не читаем, не рецензируем и не издаём». Ну, их можно понять, Интернет породил чудовищный вал графомании. А нам-то что делать? Возвращаться в советские времена, когда рукописи пристраивали по знакомству с коньяками, кабаками и перекрестным опылением? Слуга покорный. Лучше уж я пойду в гараж.

– Вы сказали, что деньги и записку от Веры Павловны привез молодой человек на скутере, – отвлек Панкратов писателя от больной темы. – Не помните, на каком?

– На желтом. Как канарейка. Марку не знаю, я в них не разбираюсь.

– Молодого человека не запомнили?

– Лет двадцати пяти. Чернявый. Как сейчас говорят, лицо кавказской национальности. Почему вы спрашиваете? Это важно?

– Совершенно неважно, просто к слову пришлось, – отмахнулся Панкратов. – Когда Вера Павловна отменила заказ на книгу?

– С полгода назад.

– И вы сразу ее забросили?

– Да нет, еще некоторое время продолжал. По инерции.

– Вы не могли бы показать мне главы, которые написали? Извините, если моя просьба покажется вам бестактной. С писателями я дел никогда не имел.

– Я не писатель. Я автослесарь. А у писателей есть правило: половину работы не показывают.

– Половину работы дураку не показывают, – уточнил Панкратов. – Вы это хотели сказать?

– Да не обижайтесь, – усмехнулся Ларионов. – Там нет ничего интересного для милиции. Если вы из милиции. Так, беллетристика. И уж тем более ничего, что помогло бы вам прояснить обстоятельства гибели Гольцова.

– Как знать, – возразил Панкратов. – То, что кажется мелочью, может оказаться очень важным. Если передумаете – вот мои координаты.

Он достал из бумажника визитную карточку со своими телефонами и электронным адресом и пристроил ее на видное место к монитору.

Ларионов прочитал вслух:

– «Национальная алкогольная ассоциация. Панкратов Михаил Юрьевич. Советник по безопасности». Какая же это милиция? Это даже не ФСБ!

– Документ прикрытия, – серьезно объяснил Панкратов.

Ларионов рассмеялся.

– Более дурацкого вечера у меня еще не было. Но всё равно спасибо. Развлекли. А то в гараже дичаешь. А знаете, чем работа слесаря лучше писательской?

– А она лучше?

– Кое чем.

– Чем?

– Можно по вечерам напиваться, утром похмеляться пивом, а не накачиваться черным кофе, чтобы заставить шевелиться мозги!

Что автослесарь Ларионов и подтвердил, маханув еще стопарь замечательной водки «Ермак».

Всю дорогу до Москвы Панкратов пытался рассортировать в памяти всё, что узнал о Гольцове. Стало понятно, почему после возвращения из Венесуэлы он так активно включился в политическую борьбу. Пепел Новочеркасска стучал в его сердце. Понятно, почему после ссоры с руководителями предвыборного штаба Ельцина он перешел не куда-нибудь, а в штаб генерала Лебедя, хотя программа Конгресса русских общин, выдвинувшего Лебедя кандидатом в президенты, не очень-то соответствовала его политическим пристрастиям. Но бывают случаи, когда личность человека важнее его слов. Здесь и был такой случай. Для Гольцова генерал Лебедь тоже напрямую связывался с Новочеркасском.