Кетцалькоатль (СИ)

Город расположен на довольно крутом склоне горы. Это две, одна над другой, естественные террасы, которые в нужных местах доделали. Нижняя имеет защитную стену высотой метра четыре, сложенную из сланца с глиняной забутовкой. Из такого же материала и все остальные строения — типичные для этих мест дома, разделенные на отсеки, до пары десятков, и расположенные по периметру прямоугольника, в центре которого дворик. На нижней террасе живет пять родов бедноты, на верхней — пять родов знати и находится храм Инти, символом которого является прикрепленный к стене, довольно таки большой и, наверное, тяжеленный, золотой диск с восемью лучами, вывезенный из Пакаритампу, и еще дюжины более мелких богов. Возле этой стены круглые сутки горит костерчик, который поддерживают девственницы. В полумраке алые блики огня бегают по золотому диску, из-за чего мне, не знаю, как остальным, показалось, что он кровоточит. В одном дворе с храмом находились и мои два отсека: один жилой, украшенный серебряными пластинками — символами луны в разных фазах, а второй типа канцелярии с тремя намного меньшего размера золотыми дисками с восемью лучами, по одному на каждую стену, кроме той, где трапециевидный вход, завешенный пологом из шкуры белой ламы. Кстати, когда я в силу традиции отправился искупаться в реке, которая бурлила в ущелье метрах в двухстах пятидесяти ниже, и сопровождавшие меня горожане (меня никуда не отпускали одного, наверное, боялись, что сбегу) увидели татуировку «розы ветров» на правом плече, пусть синюю и с более короткими четырьмя лучами, но с таким же общим количеством их, то сразу обменялись понимающими взглядами: мол, рассказывай нам байки, что ты не Манко Капак, уж мы-то знаем!

Рядом с Пакаритампу находятся террасы поменьше, которые служат полями и огородами. Как догадываюсь, землю для них привозили на ламах издалека, потому что рядом только голые каменные склоны, местами отвесные, не пригодные даже для выпаса и неинтересные хаке. К каждой сельскохозяйственной террасе и обеим городским проложен водопровод, берущий начало от реки выше в горах, общая длина которого километра три. Местами это были канавки, вырубленные в почти отвесном склоне горы. Днем вода текла в город, а ночью орошала поля и огороды. Представляю, сколько труда было вложено в создание всего этого.

Точно не скажу, но проживало в Пакаритампу немногим более двух тысяч человек. Это были жрецы, воины, ремесленники и купцы. Последние торговали с племенами, живущими на восточных склонах Анд. Продавали им ткани, глиняную посуду, красиво разрисованную, и поделки из золота, серебра, свинца, цинка и олова, которые добывали в рудниках, находившихся выше в горах. Там в небольших деревеньках жило еще с пятьсот соплеменников-шахтеров. Особенно много добывали олова и через посредников меняли на медь, добываемую в землях хаке, которая удивительной чистоты. Потом ее сплавляли с оловом, получая бронзу, и в небольших количествах — с цинком, получая латунь, из которой делали изумительные украшения. Из бронзы тоже делали блестящие предметы, но большая часть ее шла на изготовление топоров и ножей, как боевых, так и хозяйственных, наконечников копий и дротиков, каркасов для шлемов из толстой кожи и пластин на щиты и тканные доспехи, долот и зубил, ритуальных чаш и кувшинов… В быту использовали глиняную, деревянную и оловянную посуду. Гончарного круга индейцы не знали. Заготовки кувшинов, мисок, чаш делали в специальных углублениях, каменных формах или на болванках из разного материала. Обжигали под завалом из дров. При этом качество керамики не уступало изготовленной в Европе или Азии в Средние века, а по росписи, по моему мнению, превосходило.

После непродолжительного моего купания в довольно быстрой горной речке — постоял в воде на глубине по колено, кое-как обмывшись — меня спросили, кого принести в жертву: мальчика или девочку? Я сказал, что человеческих жертвоприношений больше не будет, только животных и рыб. Со мной не стали спорить, забили белую ламу. Эти животные редко встречаются с полностью белой шерстью, поэтому считаются священными и не используются, как вьючные. Их откармливают, чтобы принести в жертву богам. Ламу забили и разделали при мне, чтобы видел, что жертвуют именно белую и здоровую.

— Какую ее часть приготовить для тебя? — спросил меня шамкающий старик, верховный жрец.

— Ребра, — выбрал я, потому что, как и положено рожденному в год Собаки, люблю обгладывать кости.

— Что сделать с остальным мясом? — задал он следующий вопрос.

Я догадался, что с едой тут проблемы, и смирился с мыслью, что опять придется исполнять роль бога, поэтому распорядился:

— Раздать жителям, чтобы каждый, включая детей, съел хотя бы маленький кусочек и получил благословение Инти и Кильи.

Лама — это не пять хлебов и народа здесь не пять тысяч, так что должно хватить.