В декабре 1962 года он снимается с диспансерного наблюдения как «практически здоровый».
Чтобы совершить такую головокружительную карьеру, как у этого гипотетического «кандидата на подставу», всего за девять лет работы, нужно было иметь или семь пядей во лбу, или «мохнатую лапу» на самом верху. Если первое не наблюдалось, то второе работало безотказно. Может возникнуть вопрос: чем была вызвана чехарда с его перемещениями из отдела в отдел? Этому есть простое объяснение. Для служебного роста необходимы свободные должности, вот его и перебрасывали в другое подразделение с повышением на освободившиеся должности или под освобождающиеся в ближайшее время.
Итак, поднят один пласт биографии «кандидата», по которому можно судить о его общеобразовательном и профессиональном уровне. Хотя картинка получается довольно красочная, делать общее заключение рановато. Нужно еще посмотреть, каким он виделся окружающим – своим близким, соседям по месту жительства, сослуживцам.
Первое слово самому близкому человеку – матери Носенко, Тамаре Георгиевне. Из ее свидетельских показаний в 1964 году:
«
Лукавит Тамара Георгиевна, но как не понять сердце матери!
Чуть ранее в своих показаниях она признавала, что «известны
А вот выдержка из выступления адвоката в судебном заседании. Ему была предоставлена возможность детально ознакомиться с материалами уголовного дела и, естественно, с биографией его подзащитного: «С 15-летнего возраста Носенко, по существу,
Ответ присутствует в том же фрагменте выступления – именно «благодаря высокому положению отца».
В мае 1961 года, когда Носенко занимал уже третью ступеньку служебной лестницы – был заместителем начальника отделения и воспитывал подчиненных, – соседями по месту жительства он характеризовался «исключительно с отрицательной стороны, как человек
В том же 1961 году один из сослуживцев, полковник Л., характеризовал Носенко «как избалованного условиями жизни человека, ведущего себя в отделении высокомерно и грубо, игнорировавшего распоряжения начальника отделения, склонного к употреблению спиртных напитков. Компанию Носенко всегда стремился поддерживать с людьми, занимающими соответствующее положение.
Вербовку иностранцев проводил на компрометирующих материалах, так как для осуществления их на идеологической основе он недостаточно подготовлен».
Вот что показал сотрудник КГБ, находившийся вместе с Носенко в 1962 году в Женеве в составе делегации по разоружению: «Носенко был мало занят на работе. В вечерние часы свое отсутствие объяснял мне встречами с агентурой. Приходил в гостиницу, как правило, в 10–11 часов вечера. Днем в город выходил редко. Был или в представительстве, или на заседаниях. Ко мне, как работнику Первого главного управления, интереса не проявлял. После возвращения в Москву он сказал, что будет назначен заместителем начальника отдела».
Об этом же периоде дает показания другой сослуживец Носенко: «Примерно с лета 1962 года я заметил, что Носенко был часто чем-то возбужден, и, как потом стало известно, это было вызвано тем, что он рассчитывал занять вакантную должность заместителя начальника отдела. Он был часто неуравновешен и иногда без причин кричал на оперработников».
Можно предположить, что не только жажда очередного повышения вызывала его «неуравновешенность», но и страх, появившийся после совершенного в Женеве предательства.
Вновь предоставлю слово Леониду Ивановичу Ефремову: «В главке все хорошо знали, что Идол имел основательную «подпорку». Его отец Носенко Иван Исидорович, министр судостроительной промышленности, был любимцем Сталина, а Сабуров дал клятву отцу быть его покровителем.
После измены среди сослуживцев шли разговоры, что Идол ушел не с пустыми руками, и не только по нашим делам, но и по «верхам». Все были уверены, что американцы примут его с распростертыми объятиями».