КГБ и тайна смерти Кеннеди

Писаные и неписаные инструкции определяли линию поведения на случай вербовочных подходов к нашим разведчикам примерно так: занимать твердую позицию, в продолжительные разговоры не вступать, категорически отрицать принадлежность к КГБ, заявлять решительный протест по поводу провокации. Если предложение о сотрудничестве делалось при захвате с поличным, например при получении материалов от подставы или агента, то настоятельно рекомендовалось дополнительно не подписывать никаких протоколов или других бумаг и требовать немедленной связи с официальными советскими представителями. Конечно, в жизни не всегда происходило все полностью так, как расписано в инструкциях. Но в отчетах в Центр все выглядело тип-топ, начальство в Москве оставалось довольно, а умный и смелый резидент, правильно оценивший обстановку, взяв на себя ответственность и прикрыв оперработника, сохранял для резидентуры активную боевую единицу. К счастью, к моменту описываемых событий в Центре шел пересмотр действий разведчиков во время вербовочных подходов. Уже рекомендовалось не уходить от разговора, постараться получить максимум информации о том, какими сведениями о разведчике располагает противная сторона, что взято за основу вербовки, выяснить по возможности установочные данные на вербовщиков. Оперработнику разрешалось делать, в зависимости от ситуации, встречное предложение вербовщикам о сотрудничестве с советской разведкой.

Положение, в котором я оказался, было непростым: большая удаленность и полная изолированность от посольства – ни связи, ни собственного транспорта. Еще накануне, когда мы приехали, я узнал, что позвонить отсюда в столицу нельзя. Очевидно, разработчики операции уделяли серьезное внимание этому, подбирая «поле боя» для сражения. Было неясно, какие силы и где сосредоточил противник и кто противостоит мне, кроме трусливого Пса. Конечно, все это замышлялось, чтобы подавить меня психологически еще до встречи и беседы с вербовщиками. Поэтому следовало ожидать, что, несмотря на «изысканность» выражений во врученном письме с целью размягчить меня, американские «коллеги» преподнесут какой-то другой контрастный сюрприз из своего арсенала, который, как мне было хорошо известно, весьма богат и разнообразен.

Прикинув все это, я подумал: в таких условиях главное для меня – не дать противоположной стороне считать, что я шокирован, растерян, не уверен в своих силах. Поэтому решил не отсиживаться в номере, а пойти в примыкавший к гостинице ресторанчик, чтобы позавтракать и осмотреться. Ну а дальше поступать в зависимости от окружающей обстановки и возможных действий «рыбаков». Ведь теперь я сам превратился в «рыбку», хотя, наверное, моя кличка в ЦРУ была совершенно другой.

По старой, еще армейской привычке при выезде на природу я обычно брал с собой какое-либо оружие, ну а нож – непременно. В этот раз захватил небольшой револьвер 22-го калибра и, естественно, как любой рыбак, имел хороший рабочий нож. Когда открыл сумку, стоявшую у изголовья кровати, то обнаружил, что барабан револьвера, который я заполнил перед отъездом, пуст. Сукин сын «дружок» исхитрился опустошить его. Пришлось подпоясаться ремнем, на котором в ножнах покоился кучильо – кинжал внушительных размеров. В таком виде и отправился на завтрак.

Ресторанчик, расположенный поблизости, был также невелик, как и наш «отель»: всего несколько столиков на веранде под навесом. За одним из них я увидел Пса в компании двух незнакомых мне мужчин, судя по всему американцев. В стороне сидели еще двое посетителей, явно не из местных. Когда я вступил под навес, люди из компании Пса повернулись ко мне.

– Добрый день, присаживайтесь, Павел Антонович, – произнес один из сидевших по-русски с небольшим акцентом и отодвинул свободный стул. Я принял приглашение и сел к столу. Говоривший был среднего роста, нормального телосложения, с бледным круглым лицом, с редкими светлыми волосами. Характерной приметой являлись искривленные передние зубы нижней челюсти. Второй – высокого роста, наверное не меньше метра восьмидесяти пяти, атлетического телосложения, смуглый, с правильными чертами лица. Я начал разговор с вопроса, с кем имею дело. Блондин, очевидно шеф команды, оживился и торопливо ответил:

– Меня зовут Ник Бенц, я из ЦРУ. А это мой коллега Джон Келли, – он указал на высокого американца, тот согласно кивнул головой. – Мы специально прибыли из Вашингтона для встречи с вами…

Тогда я прервал его и заметил:

– Если вы автор письма, то, значит, плохо меня знаете, раз решились делать такие гнусные предложения.

– Да, письмо писал я, но не вижу ничего оскорбительного для вас, – возразил шеф и заявил: – Я уполномочен провести переговоры по изложенным в письме вопросам и предлагаю вам начать деловой разговор.

– Боюсь, что, судя по содержанию письма, мне не о чем вести переговоры, – довольно резко произнес я.