КГБ. Мифы и реальность. Воспоминания советского разведчика и его жены

После остановки почты иранцы забеспокоились и начали искать новые каналы, задействованные советским посольством для передачи «секретов» в Москву. Идея использования телеграфа им в голову не приходила. Они решили, что диппочта теперь переправляется в багажах советских и поэтому зверства таможенников при отъезде советских, из Ирана усилились. Один мой знакомый таможенник прямо сказал мне, что стражи заставляют их проверять всех советских без исключения и искать какие-то документы. Мы над этим хорошо посмеялись. Какая наивность!

В то же самое время закончилась командировка нашего торгового представителя Словцова, и настало время ему вернуться в Советский Союз. Зная о бесчинствах таможни в последнее время, он заранее зашел к нам в консульство и лично попросил нас присутствовать при его отъезде, чтобы избежать неприятностей с таможней. У него был дипломатический паспорт, и, по правилам, его багаж досмотру не подлежал. Однако от иранцев, по его словам, можно было ожидать что угодно. Он как в воду глядел. Так оно и случилось. На этот раз вместе с таможенниками было много стражей революции. При прохождении Словцова через таможню стражи потребовали досмотра его багажа. А багаж этот был довольно большой, примерно восемь чемоданов. Словцов заявил о своей дипломатической неприкосновенности. Таможенники и стражи ответили, что сам Словцов пользуется неприкосновенностью, а его личный багаж — нет. Старая песня. Тут, естественно, мы вмешались как консульские работники и начали вести переговоры по дипломатическому праву. Словцов очень сильно нервничал. Стражи категорически отказывались пропустить багаж без досмотра. Мы вызвали представителя МИД Ирана, который подозрительно быстро появился в аэропорту. Он заявил, что стражи считают, что в багаже Словцова спрятаны секретные документы, которые могут нанести ущерб Ирану. В этом случае они имеют право вскрыть багаж. Однако господин Словцов тоже имеет право покинуть таможню, если он не желает, чтобы его багаж досматривался. Все это происходило очень вежливо, и было ясно, что все подготовлено заранее. В конце концов мы решили пойти на компромисс. Мы сказали Словцову, что если он хочет сегодня улететь в Москву, то лучше разрешить им досмотреть багаж и закончить дело миром, оставив их «в дураках». Если он останется, то такое будет повторяться каждый раз.

— У вас есть что-нибудь действительно секретное в багаже?

— Есть, — ответил Словцов, — у меня там секретные торгпредские документы, которые я не мог переправить без диппочты.

— Хорошо, — сказали мы, — тогда вам нужно возвращаться назад. Они вас не выпустят без досмотра, и мы больше ничего поделать не можем.

Но как только он вышел за пределы здания аэропорта, он сразу же был окружен стражами революции с автоматами наготове. Их командир, который был самым активным на таможне, подошел к Словцову и сказал:

— Я являюсь представителем прокурора Исламской Республики. Там в таможенном зале ты был для нас дипломат. Здесь для меня ты никто. И поэтому я не спрашиваю разрешения, а просто говорю тебе, что я досмотрю твои чемоданы сейчас же. Если кто-то из вас попытается вмешаться, то тут же будет арестован.

Мы для проформы заявили протест, но было ясно, что это бесполезно. Иранцы были уверены, что наконец-то они нашли то, что так долго искали, — советские шпионские секреты. Словцов стоял белый как полотно. Стражи здесь же на тротуаре начали досмотр. Словцов, Поляков, офицер ГРУ, я и еще несколько человек из торгпредства стояли вокруг. Раскрыт и досмотрен первый чемодан, никаких документов. Второй — никаких документов. За ним третий, четвертый… И вот закончен досмотр последнего чемодана с тем же результатом — никаких документов. Стражи были явно обескуражены, и совершенно откровенно их командир спросил, ничего не понимая:

— Так чего же он протестовал против досмотра, если знал, что в его чемоданах ничего такого нет? Сколько мы времени зря потратили.

Мы не могли сказать ему правду и поэтому прочитали нравоучительную лекцию о том, что советские люди уважают законы и для них дороже всего их соблюдение. Вот поэтому мы и протестовали.

Причина же у нашего Словцова не допускать досмотра его багажа была очень веская. Ослепленные навязчивой идеей поиска секретных документов, стражи революции совершенно упустили из виду нечто другое, чего было достаточно в каждом чемодане Словцова. Это было ЗОЛОТО. Золотые статуэтки, золотые рамы для портретов, золотые украшения. Золото, золото в каждом чемодане. Не знаю, кого в тот момент больше боялся Словцов, стражей или нас? Это наверняка была только малая часть того, что успел награбить в Иране Словцов за восемь лет своего пребывания. Мне было жаль, что стражи не обратили внимания на золото.

— А может, подсказать стражам, что они пропустили? — на ухо мне пошутил офицер ГРУ.

Мы смотрели на Словцова молча, а его глаза бегали как маятники. Он был сникший и суетился.