Каждое утро в 8 утра я приходил в консульство, где меня уже ожидала толпа афганцев, пришедших за визами. Среди них всегда оказывались люди, которым визы нужны были срочно. Они шумят, просят, хватают за руки. Прием посетителей, 99 % которых опять же афганцы, идет до 11 утра. После этого нужно выйти из кабинета и опять прорваться через толпу орущих афганцев, отвечая на все вопросы и мольбы одной фразой: «Завтра с восьми утра». Толпа сопровождает через улицу до входа в посольство, и «спасение» наступает только тогда, когда за тобой захлопывается решетчатая дверь калитки. Правда заключается в том, что в таком нетерпеливом поведении афганцев не было никакой необходимости. Визы мы всегда выдавали в срок и отказывали лишь тем лицам, которые проходили по «черным» спискам. Но описанное выше продолжалось изо дня в день. Такова уж, видно, была традиция.
В резидентуре мне практически делать было нечего. По существующим в разведке КГБ правилам офицеру, прибывшему в страну в первую командировку, должно быть предоставлено шесть месяцев для отработки своей зашифровки перед спецслужбами противника и изучения города. Как правило, это не срабатывает, так как молодой офицер заменяет своего предшественника и ему нужно продолжать проводимую до него работу. К тому же руководство резидентуры, как правило, относится скептически к «правилу о шести месяцах» на подготовку. Им нужны практическая отдача и результаты.
Мне лично в этом плане повезло, так как я был единственным офицером линии «Н» в посольстве, начальника линии надо мной не висело и задания свои я должен был получать непосредственно от Центра. А еще в Центре мы договорились, что они не будут меня тревожить, пока я не почувствую себя уверенно в оперативной обстановке в Тегеране.
Как вскоре выяснилось, заботиться о своей зашифровке перед иранской секретной полицией САВАК особого смысла не было. Из своих наблюдательных пунктов они постоянно вели за нами наблюдение. Эти пункты располагались по всему периметру посольства, но основным из них был дом на углу улицы Сталина и Черчилля и небольшая будка по продаже безалкогольных напитков сразу через улицу напротив входа в посольство. Одни и те же сотрудники САВАК вели постоянное наблюдение за советскими днем и ночью. Это было их основной работой, и некоторые прослужили на этих постах около 20 лет. Они были высококвалифицированными экспертами по советской колонии, и им не составляло особого труда определить, к какой организации принадлежит вновь прибывший сотрудник посольства, уже примерно через месяц после его приезда в страну. Из будки по продаже напитков они фотографировали советских. У них там даже была радиостанция, по которой они оповещали бригады наружного наблюдения, расположенные вокруг посольства, о появлении объекта слежки. Эта будка была открыта каждый день, в любые праздники и выходные дни, в любую погоду с 7:00 до 23:00. Ночью наблюдение за посольством велось из закрытых пунктов. Мы знали, что они знали, кто они такие, но это их не волновало, так как они находились в своей стране. Мы тоже давно к этой будке привыкли, и она стала как бы частью нашего существования. Иногда ее присутствие было даже очень выгодно. Например, во время длительных иранских праздников, когда все магазины закрыты, можно было купить в будке «Пепси», «Севен Ап», «Канада драй» и т. п., помогая таким образом бюджету САВАК.
Но основным врагом разведчиков, как из КГБ, так и из ГРУ, в плане зашифровки был совсем не САВАК. Как это ни парадоксально звучит, но основным врагом разведки был наш советский человек. Виной тому был все тот же географический принцип работы как в МИДе, так и в КГБ. Люди, попавшие в географические отделы, в большинстве своем остаются там до конца своей карьеры. Они работают вместе в Москве и в посольствах и все друг друга знают. Появление, например, в иранском отделе МИДа человека со стороны ни у кого сомнений не вызывает, что он или из КГБ, или из ГРУ. Еще до приезда разведчика в страну в посольстве уже известно через аппарат сплетен, кто он такой, кого он меняет, КГБ или ГРУ и воинское звание. Но это бы еще куда ни шло. Но ведь наши дорогие чистые дипломаты и сотрудники посольства болтают обо всем этом, живя на городских квартирах. Городские же квартиры советских в любой стране оборудованы подслушивающими устройствами местных спецслужб. Какой же смысл был нам тратить время за зашифровку?
В резидентуре мы все это знали и хорошо понимали. Поэтому нашим основным кредо было: «САВАК знает, кто мы такие. В этой ситуации наша основная задача — обеспечивать полную безопасность операций, чтобы не дать им возможность поймать нас за руку».
Основой безопасной работы разведчика является прежде всего хорошее знание города и агентурно-оперативной обстановки. Вот именно с этого я и решил начать, оставшись один в резидентуре.