"Х-панацея" (СИ)

По правде говоря, я просто взбесился и, резко выпрямившись, заехал ему локтем в челюсть.

Доктор Грин отлетел к стене, а доктор Ред вытаращился на меня, открыв рот.

— Да ты охуел, Грей, — сказал доктор Грин, мотая головой и щупая себя за лицо.

— Простите, — сказал я и вдруг испугался. Ведь меня могли попереть из бункера, и Энди останется тут совсем один. — Простите, доктор Грин, это была… рефлекторная реакция. Больше не повторится.

— Ты у меня сейчас не только с работы вылетишь, но и пару месяцев в тюрьме за членовредительство проведешь, Грей! — ожил вдруг доктор Ред.

— Оставьте, коллега, я не буду подавать заявление, — хмыкнул доктор Грин. — Не стоит эскалировать обычные разборки между двумя мужчинами, не так ли, Грей?

— Да, спасибо, доктор, — пробормотал я, криво усмехнувшись.

Доктор Грин был худым сутуловатым мозгляком, к тому же слегка хромым, и мне никогда бы не пришло в голову устраивать с ним “разборки между мужчинами”. Но раз ему нравилось представлять себя круто подравшимся мужиком — мне же лучше.

Меня все же отстранили от работы на неделю, причем доктор Ред запретил даже “приближаться к объекту, если не хочешь вылететь отсюда, Грей”. В результате я целыми днями торчал в спортзале, а Блэк с Маджентой зашивались, дежуря через каждые восемь часов, и смотрели на меня, как на врага Америки. И наверняка срывались на Энди… Один плюс был от всего этого — Блэк, кажется, забыл про должок.

А уже к концу моего отстранения произошло знаменательное событие — я нашел камеру.

В тот день я мрачно тащился по коридору, размышляя о сенаторе Торнтоне, который, сука такая, не только не спешил забирать Энди к себе, но даже и не появлялся у нас в Бункере. И наткнулся на бригаду электриков, ковыряющихся в комнате для приема пациентов.

— Что, ребята, проводка сгорела? — я прислонился к косяку двери, меланхолично подкидывая в руке пачку жвачки. Распаковать или не распаковать? Вот в чем вопрос.

— Да блядь, — отозвался один из электриков, — опять волна с нижних этажей пошла.

— Доэкспериментируются, экспериментаторы ебаные, — жизнерадостно заржал другой электрик.

— А что за эксперименты? — с интересом спросил я и закинул в рот жвачку. Вдруг они говорят об экспериментах над неизвестными товарищами Энди?

— Да хуй знает, — ответили мне.

Мы еще потрепались, поржав слегка над яйцеголовыми и местным борделем, а потом я увидел, как один из электриков вытащил начинку из скрытой камеры и небрежно отложил ее в кучу электронного мусора рядом со мной. Маленький записывающий модуль, наверняка со встроенной памятью на несколько часов, завлекательно поблескивая, лежал у моих ног.

Я достал пейджер (мобильных нам не полагалось, только пейджеры и рации), потыкал в него, заставив издать писк и, пробормотав “вот блядь, думал, опять вызывают”, уронил его. А поднял уже вместе с камерой, и, рассказав еще пару анекдотов, собрался валить.

— Бля, мы сколько камер снимали? — к куче подошел один из электриков и принялся ее перебирать.

— Вроде семь, как по схеме… или шесть, — второй электрик глубокомысленно уставился в схему.

— А, ну порядок тогда, здесь шесть, — сказал первый электрик и пожаловался мне: — Вечно эти козлы парят с отчетностью по камерам. А кому они нужны, перегорают нахуй после этих их вспышек.

— Бюрократы ебаные, — посочувствовал я ему и свалил.

Сердце мое бешено стучало, а ладони взмокли, я чувствовал себя героем шпионского романа. Бондом, мать его, Джеймсом Бондом. В бункере недаром были запрещены мобильные, лаптопы и прочая техника. Здесь нельзя было снимать, и обладание камерой было настоящим преступлением. Или хотя бы модулем памяти от нее.

В голове моей зрела очередная безумная идея.

Если на чипе сохранилось последнее заснятое в комнате действо, то ведь наверняка это будет самое отвратительное из происходящего здесь — прием пациентов. Если удастся бежать, а потом восстановить видео и засунуть на ютуб, сопроводив леденящими кровь комментариями, то наверняка разгневанная общественность всколыхнется, и всех… ну ладно, хотя бы нескольких негодяев, издевавшихся над Энди, засадят в тюрьму. Уж политическая карьера сенатора Торнтона будет точно разрушена. Да что там ютуб, ведь пару лет назад я кувыркался с горячей девчонкой, репортером “Нью-Йорк таймс”. Уж она-то не упустит шанс раскрутить эту историю. Такая громкая слава будет лучшей защитой для Энди.

Слишком много кажущихся невозможными “если” было в моем плане, но я продолжал надеяться на удачу, столь редко подводившую меня в жизни.

У себя в комнате я завалился на кровать с журналом и, прикрывшись одеялом, принялся разглядывать свое сокровище. Куда бы его спрятать? Подумав, я достал из кармана спертые из доильни розовые анальные шарики с вибратором. Сам не знаю, для чего я их стянул пару дней назад, наверное, от скуки по Энди. Тогда я сделал из них брелок для магнитного ключа, а теперь расковырял и вставил в один из них мою сломанную камеру.

Полностью удовлетворенный своими достижениями, я отправился в спортзал. Теперь оставалось только терпеливо ждать, когда судьба даст нам с Энди шанс.