Хааст Хаатааст

Дело в том, что Бьерн-83, названный так по имени одного из изобретателей программирования, был аппаратом искусственного интеллекта, строго запрещенным на острове, где проводилась политика реабилитации человеческих способностей самостоятельно творчески мыслить. Способности эти в последние пятнадцать лет стали катастрофически истощаться благодаря таким универсальным приборам, как Бьерн-83. Отдельные люди и университетские сообщества не были пока подвержены этой деградации – но массы, мейнстрим – вот где была абсолютная беда. Каждый приобретавший такой прибор, а в его лице универсальную жизне-облегчалку, думать-избегалку и решения-генерилку, совершенно естественно и неизбежно переставал самостоятельно думать. Безудержный в своем стяжательстве рынок, еще в двадцатом веке прививший массам ненасытное и бесцельное потребительство, теперь приучил эти массы любить, ценить и покупать весь тот бездушный и лишенный искры Божьей механический хлам, который мог быть «придуман» и спроектирован искусственным интеллектом. Креативщики перестали сами писать музыку и книги, ведь Бьерн-83 мог выполнить девяносто девять процентов такой «творческой» работы, и она хорошо продавалась. Конечно, последний процент, вкладывающий идеи, пока оставался за человеком, оператором Бьерна-83. Слава Богу, генерирование идей искусственному интеллекту недоступно. Но тут вдруг выяснилось, что и у людей способность рождать идеи стала иссякать – ведь она у человека формируется в процессе умственного труда, долгого поиска решения, «перебирания единого слова ради тысячи тонн руды» – всего того, что очень мучительно и трудно. Без такого процесса, к сожалению, идеи не приходят. А процесс этот был отдан аппаратам искусственного интеллекта, которые, как будто, с ним отлично справляются. Люди, избавившиеся, наконец, от необходимости самостоятельно находить выходы и решения в тяжких размышлениях, в муках и поту, стали терять способность соединяться с запредельным, попадать в поток интуиции, по которому оттуда приходят идеи. А это означало конец творчества. Увы, только умственный труд сделал из обезьяны человека и вытащил из его животных недр искру Божью, очистил ее, и превратил в творческую способность – самое Божественное в человеке. Когда, наконец, с десяток лет назад, все это было осознано и принято, то рыночное использование искусственного интеллекта стало строго ограничено, подобно табачным изделиям, а во многих местах и вовсе запрещено. Если бы полиция обнаружила Бьерн-83 в квартире Андрея, то их с матерью выслали бы обратно в Нижний Новгород, без всякой помощи и подъемных на переселение.

– Иван Платонович, он для меня только программирует эти чертовы приложения для турфирм. Я без него просто по деньгам не потяну. Поверьте, я же университет заканчивала, сама думать умею, он мне в остальном нафиг не нужен.

– Я вам верю, Наталья, и понимаю вашу ситуацию. Но и вы меня поймите – я нарушаю свои служебные обязанности, не докладывая на вас в полицию. Но я готов этого не делать, если Андрей прекратит прогуливать школу. Договорились?

– Не обманете? Честно?

– Даю вам слово, – пообещал Хааст, подумав при этом, что семья Андрея уже получила от него два честных слова – что-то он часто их стал раздавать.

– Ладно. Я вам верю. Вы хороший человек, на моего мужа похожи чем-то. Тот тоже, чуть что, в полицию не бежал. Я буду заниматься с Андреем.

Они еще посидели на диване с полчаса, посмотрели фотографии. Муж Натальи был военным, его на всех снимках отличала выправка и мужественность. Было много фотографий на Волге, где они рыбачили и ходили в походы с палаткой. Часто были сняты только маленький Андрей с мамой, счастье материнства сквозило из этих снимков, и Хааст внутри немного смущался, чувствуя, что заглядывает в чью-то чужую, интимную жизнь. За несколько минут Андрей, на глазах Хааста, превратился из важного и серьезного малыша в веселого и озорного мальчишку. Терпеливо досмотрев альбом, Хааст откланялся и ушел, еще раз заверив перед этим, что сохранит при себе все, что он узнал.