Хайдеггер не добился от Крика согласия на свое предложение пригласить Боймлера в кружок. Для Крика Боймлер был слишком опасным конкурентом. Но это не могло приостановить карьеру Боймлера. Ему покровительствовало ведомство Розенберга. Партия назначила его «политическим воспитателем» студенчества в Берлине и там же создала специально для него «Институт политической педагогики». Против этого протестовал Эдуард Шпрангер, занимавший в Берлинском университете кафедру политической педагогики, – протестовал, между прочим, и потому, что видел в Боймлере лицо, ответственное за кампанию доносительства на ученых, придерживавшихся либеральных взглядов или имевших еврейское происхождение. 22 апреля Шпрангер опубликовал протест против «лжи, давления на совесть и бездуховности». Это дало Боймлеру повод для контратаки. В своей речи, приуроченной к главной акции по сожжению книг, проводившейся 10 мая в Берлине, он подверг критике позицию Шпрангера и одновременно заклеймил преобладающий в высшей школе «старый дух»: «Но высшая школа, которая даже в год революции рассуждает только о том, что ею руководят Дух и Идея – а не Адольф Гитлер и Хорст Вессель, – просто аполитична».
Хайдеггер, наэлектризованный приходом Гитлера к власти, хотел действовать, но еще не знал точно, что именно он должен делать. Никаких четких представлений на этот счет мы при всем желании у него не найдем. Разумеется, он думал в первую очередь об университете. Позднее, оправдываясь, Хайдеггер будет утверждать, что согласился стать ректором Фрайбургского университета, чтобы «иметь возможность противостоять натиску недостойных лиц и угрозе возобладания партийного аппарата и партийной доктрины» (R, 24).
Однако из материалов, собранных Хуго Оттом, Виктором Фариасом и Берндом Мартином, вырисовывается совсем другая картина. Как показывают эти источники, уже с марта 1933 года группа национал-социалистских профессоров и доцентов (во главе с Вольфгангом Шадевальдтом[265]
и Вольфгангом Али) с согласия Хайдеггера целенаправленно добивалась его назначения на должность ректора. Ключевым в этом плане документом является письмо, которое Вольфганг Али (член НСДАП с самым большим стажем среди университетских профессоров и лучший оратор в местной партийной организации) отправил в министерство по делам культов 9 апреля, то есть за три недели до выборов ректора. В письме сообщалось, что «г-н проф. Хайдеггер уже вступил в переговоры с прусским министерством по делам культов» и что он пользуется «полнейшим доверием» университетской партийной группы. Официальные инстанции могут рассматривать его как «доверенное лицо» университета. На ближайшем заседании франкфуртского «Культурно-политического кружка», 24 апреля, Хайдеггер, видимо, уже выступал как «представитель нашего университета».К тому моменту избрание Хайдеггера на пост ректора было для партийных кругов университета, в принципе, делом решенным. Сам Хайдеггер, возможно, еще колебался, но не потому, что ему не нравилось покровительство национал-социалистов, а потому, что наверняка сомневался в том, оправдает ли он ожидания, возлагавшиеся на него «революционными» силами. Действовать, включаться – этого он хотел, оставалось только найти «надлежащее место» (Ясперсу, 3.4.1933, Переписка, 220).
В письме к Элизабет Блохман от 30 марта 1933 года Хайдеггер признается в своей растерянности и одновременно пытается рассеять собственные сомнения: «Что случится с университетами, никто не знает… В отличие от бонз, которые еще несколько недель назад называли работу Гитлера «верхом идиотизма», а теперь дрожат за свое жалованье и т. п., люди прозорливые должны сказать себе, что не столь уж многое могут испортить. Ведь уже ничего и не осталось; университет давно не является тем действительно внутренне сплоченным, эффективно действующим или осуществляющим руководство миром, каким был когда-то. Принуждение, побуждающее опомниться, – даже если будут совершены ошибки – может быть только благотворным» (BwHB, 61).
Лес рубят – щепки летят; тот, кто вступает на революционную целину, должен принять на себя риск ошибок и заблуждений. И, во всяком случае, не позволить сбить себя с толку предупреждающим криком «Наука в опасности!». Кроме того, задача слишком важна, чтобы доверить ее решение одним лишь «партийным товарищам», партайгенос-сен, пишет Хайдеггер Элизабет Блохман 12 апреля 1933 года, то есть за три недели до своего официального вступления в партию.
В то время как «за кулисами» уже готовилась передача ректорства Хайдеггеру, официально эту должность все еще занимал специалист по истории Католический Церкви Йозеф Зауэр[266]
. Введение в должность Вильгельма фон Мёллендорфа[267], нового ректора, избранного в конце 1932 года, планировалось на 15 апреля. Мёллендорф, профессор анатомии, был социал-демократом.