В мгновение ока он очутился в Деревеньке и, не задерживаясь, понесся дальше, в Майенфельд, ему казалось, если он остановится, это будет насилием над ним и над санками. Так он и летел вниз, покуда санки сами собой не остановились. Тогда он слез и огляделся.
Санки вынесли его даже за пределы Майенфельда. И тут ему пришло в голову, что в школу он все равно уже опоздал, уроки давно начались и, чтобы добраться до Деревеньки, уйдет не меньше часа. А значит, и вовсе спешить не стоит, и времени у него сколько угодно. Он заявился в Деревеньку, лишь когда Хайди уже вернулась из школы и села обедать вместе с дедушкой. Петер вошел и тут же, с порога, не удержавшись, выпалил волнующую новость!
— С ним все!
— С кем? С кем, генерал? Звучит достаточно воинственно, — заметил дед.
— Со снегом!
— О! Значит, теперь я смогу пойти к бабушке! — воскликнула Хайди, мгновенно понявшая, что хотел сказать Петер. — А почему же тебя не было в школе? Ты же мог съехать на санках! — укоризненно добавила Хайди, полагавшая, что это просто безобразие — не ходить в школу, когда попасть туда ничего не стоит.
— Да я на санках далеко Заехал, и поздно уже было, — оправдывался Петер.
— Отговорки, брат, отговорки, — заметил дед. — А знаешь, что за это бывает?
Петер в испуге сорвал с головы шапку. Никого на свете он не боялся и не почитал так, как Горного Дядю.
— А уж парню, вроде тебя, настоящему полководцу, должно быть вдвойне стыдно! Это ведь вроде дезертирства, — продолжал старик. — Как по-твоему, что ты станешь делать, если в один прекрасный день твои козы разбегутся кто куда, откажутся идти за тобой и станут все делать себе же во вред?
— Всыплю им, — со знанием дела отвечал Петер.
— А если, к примеру, какой-нибудь оголец вдруг поведет себя как упрямый козел, и ему хорошенько всыплют, что ты на это скажешь?
— Так ему и надо.
— Понятно. А теперь, знаешь что, козий полковник (дед разжаловал Петера из генералов в полковники), ежели ты еще раз проскочишь на санях мимо школы в то время, когда тебе надо сидеть на уроках, то лучше сразу приходи ко мне и, можешь быть уверен, ты свое получишь!
Теперь до Петера дошло, что именно его имели в виду, говоря об огольце, который ведет себя как упрямый козел. Он был глубоко оскорблен таким сравнением и не без страха поглядывал в угол, не лежит ли там такая же хворостина, какой он потчевал своих коз.
Но Горный Дядя подбодрил его:
— Ладно, садись за стол, поешь, потом Хайди пойдет с тобой. А вечером приведешь ее и поужинаешь здесь.
Такой неожиданный оборот дела весьма обрадовал Петера, лицо его расплылось в довольной улыбке. Он не заставил деда повторять приглашение и сразу же сел за стол рядом с Хайди. Но Хайди уже наелась и теперь ни о чем не могла думать, кроме встречи с бабушкой. Она пододвинула Петеру свою тарелку с куском жареного сыра и картофелиной, а дедушка поставил перед пастушком полную тарелку. Теперь у Петера была целая гора еды, но мужества ему было не занимать, и он бросился на штурм.
Хайди тем временем вытащила из шкафа присланное Кларой пальто с капюшоном и через минуту, тепло укутанная, уже была готова в путь. Она стояла рядом с Петером и, едва тот сунул в рот последний кусок, потребовала:
— Ну, идем же! Скорее!
И они пустились в путь. Хайди не терпелось рассказать Петеру новости о Лебедке с Медведкой, которые в первые дни в новом хлеву отказывались есть и ни разу даже не заблеяли, а только стояли, понурив морды. Она, Хайди, спросила у дедушки, что это с ними. И он ответил:
— Они чувствуют себя так же, как ты во Франкфурте, ведь им еще не доводилось спускаться с альпийских пастбищ.
— Тебе бы разок испытать такое! — присовокупила Хайди.
Они уже почти дошли до Петеровой хижины, а он так ни словечка и не произнес, казалось, мальчик погружен в свои мысли настолько, что даже не слышит, о чем ему толкует Хайди. Уже в дверях он проговорил, слегка запинаясь: ч
— Тогда уж лучше я буду в школу ходить, чем получать свое от Горного Дяди.
Хайди была того же мнения и горячо поддержала Петера в его благом намерении.
За столом со штопкой сидела одна только Бригитта, которая сказала, что бабушке в эти дни лучше оставаться в постели, уж больно холодно, да и вообще ей в такую погоду неможется. Для Хайди это было новостью, обычно бабушка всегда сидела на своем месте в углу, за прялкой. Девочка тут же кинулась к ней в каморку. Бабушка лежала на узкой кровати, укутавшись в серый платок и укрывшись тонким одеялом.
— Слава Тебе Господи! — воскликнула бабушка, едва заслышав Хайди.
Всю эту осень ее терзал тайный страх, если Хайди долго не появлялась. Петер рассказывал, что приезжал какой-то чужой господин из Франкфурта, который каждый день являлся на пастбище и все время разговаривал с Хайди. И бабушка решила, что, конечно же, этот господин приезжал, чтобы снова увезти Хайди. И хотя он уехал один, страх все же не отпускал ее. А вдруг еще кто-то явится из Франкфурта и увезет девочку!
Хайди подскочила к кровати и участливо спросила:
— Ты очень больна, бабушка?