Хайди, или Волшебная долина

— Нет, нет, дитятко, — проговорила старушка, ласково гладя девочку по головке. — Просто в мороз мои косточки ноют.

— Значит, когда потеплеет, ты сразу поправишься, да? — продолжала допытываться Хайди.

— Да, деточка, а может, и того раньше, если Всевышнему будет угодно, чтобы я снова взялась за прялку… Я еще сегодня хотела попробовать, а уж завтра, Бог даст, обязательно встану, — уверяла бабушка, уже заметившая, как напугана Хайди.

Ее слова успокоили Хайди, которая и в самом деле испугалась, никогда прежде ей не доводилось видеть бабушку лежащей в постели. Девочка смотрела на нее с некоторым удивлением, а потом вдруг сказала:

— А знаешь, бабушка, во Франкфурте такие платки надевают, когда идут гулять, а ты, кажется, решила, что в них спят?

— Нет, Хайди, что ты! Просто я закуталась в этот платок, чтобы не так мерзнуть. Он очень теплый, в нем хорошо, уютно, а одеяло-то мое совсем тонкое и ни капельки не греет.

— Бабушка, — продолжала Хайди, — ты неправильно лежишь, головой вниз, а надо головой вверх. И вообще у тебя постель какая-то не такая…

— Знаю, дитятко, я и сама это чувствую, — и бабушка попыталась нащупать под головою плоскую, как блин, подушку и пристроить ее поудобнее. — Да и подушка у меня не больно-то пышная, уж сколько годков я на ней сплю, она совсем плоская стала.

— Ах, почему я не попросила Клару дать мне с собою мою постель! — воскликнула Хайди с сожалением. — Там было три большущих подушки, все такие пышные, что я даже спать не могла, все время вниз съезжала, а потом приходилось опять залезать на эти подушки. Там все так спят. Вот бы и тебе так, да, бабушка?

— Ну конечно, моя хорошая, так и теплее, и дышится легче, когда голова выше, — сказала бабушка, с трудом приподнимаясь. — Но хватит об этом говорить, я и так благодарна Господу Богу за очень-очень многое, что у меня есть, а другим больным старикам даже и не снилось. Взять хотя бы булки, которые я ем, и чудный теплый платок, и ты вот ко мне приходишь, Хайди. Ты мне сегодня почитаешь?

Хайди выскочила из бабушкиной каморки и тут же вернулась со старой книгой в кожаном переплете. И принялась искать самую красивую песню, она теперь их все знала. Эти песни и ей доставляли истинное наслаждение, а тут уж сколько времени она их не читала!

Бабушка лежала, молитвенно сложив руки, и на лице ее, еще недавно печальном, играла блаженная улыбка, словно ей только что привалило невесть какое счастье.

Хайди вдруг умолкла.

— Бабушка, ты уже выздоровела? — спросила она.

— Мне лучше, Хайди, мне от этих песен стало лучше, но ты читай дальше, деточка, ладно?

Девочка дочитала песню до конца, а последнее четверостишие:

Если взор затмевает печалью,
Просветляется в горе дух мой,
И бреду я за дальнею далью,
Будто это дорога домой, —

бабушка повторила за ней, потом еще раз, еще и еще, и на лице ее теперь было написано радостное ожидание. У Хайди потеплело на душе. Ей вспомнился тот солнечный день, когда она вернулась домой из Франкфурта, и девочка восторженно воскликнула:

— Бабушка, я уже знаю, как это бывает, когда возвращаешься в родные края!

Бабушка ничего не ответила, но она отлично слышала слова Хайди, и лицо ее все хранило то радостное выражение, что так понравилось Хайди.

Немного погодя девочка сказала:

— Уже темнеет, бабушка, мне пора домой, но я так рада, что тебе уже лучше!

Бабушка взяла руку Хайди и крепко сжала в ладонях. Затем проговорила:

— Да, мне опять так отрадно стало, и пусть даже придется какое-то время еще полежать, все равно мне гораздо лучше. Понимаешь, дитятко, тому, кто этого не испытал, трудно понять, каково это — лежать одной много дней подряд, не слыша живого слова и не видя ничего, кроме темноты! Поневоле приходят тяжелые мысли. Иной раз кажется, что утро никогда уже не настанет и что нет у меня больше сил это выдержать. Но вдруг услышишь доброе слово, красивые стихи, и кажется, будто в душе свет забрезжил, и ты можешь снова ему порадоваться.

С этими словами бабушка отпустила руку Хайди, и та, пожелав старушке доброй ночи и схватив Петера за руку, бросилась вон из хижины, так как уже стемнело. Но на дворе светила луна, сверкал снег и было светло, почти как днем. Петер взял свои санки, уселся сам, посадил позади себя Хайди, и они птицей понеслись с горы.