Хайм

– Абсолютно, – заверил я. – Лучшей платой для меня станет ваш скорейший уход. Я имею в виду вас обоих.

Трай пожала плечами. К ней уже полностью вернулся прежний равнодушно отстраненный вид.

– Извините, но я отвечаю только за себя. Что касается вашего гостя…

– Нет, – перебил ее Найт, который так и остался стоять там, где она оставила его. – Ты не можешь меня бросить.

– Еще как могу, – усмехнулась Трай, запихивая ноутбук в сумку. – Try me.

– Я умру без Постума.

Она снова пожала плечами:

– Скажи это ему. Я-то тут при чем?

– Ты знаешь при чем. Он не останется со мной без тебя.

– Слушай меня внимательно, Найт… – Трай застегнула пальто. – Я уже повторяла тебе десятки раз, этот – последний. Вы с Постумом должны научиться жить вдвоем. Я пыталась приучить вас к этой мысли постепенно. Не получилось. Возможно, в этом виновата я, возможно – вы. Но вопрос вины ничего не меняет. Я ухожу, точка. Мы больше не увидимся, Найт. Ни в Хайме, ни снаружи. Кончено, слышишь? Всё кончено. Прощай.

Она закинула ремень сумки на плечо и двинулась к двери. Найт дернулся было за ней, но на полпути передумал. Я и моргнуть не успел, как он уже стоял передо мной на коленях, судорожно цепляясь за штанины моих брюк.

– Пожалуйста! Пожалуйста, сделайте что-нибудь! Я вас очень прошу! Она ведь сейчас уйдет! Вы же видите, она уходит! Пожалуйста!

Тем временем Трай безуспешно дергала дверную ручку.

– Оставьте дверь в покое, – сказал я. – Она открывается только с пульта.

– Так откройте! – раздраженно выкрикнула она.

Я высвободил брюки и пошел к рабочему столу, чтобы набрать код. Найт, уткнувшись лицом в пол, полузадушено всхлипывал за моей спиной. Сейчас я выпущу ее, а потом вытолкаю его. Я положил руку на клаву и обернулся.

– Подождите, – сказал я, сам не веря, что говорю это. – Я прошу вас подумать еще раз. Вам понятно, что вы убиваете этого человека?

– Откройте!

– Подождите. Я действительно Программер. Я не просто «как в Хайме», я – тот самый Программер из Хайма. Вы, наверно, слышали обо мне много легенд. Часть их вранье, но, в общем и целом, они правдивы. В Хайме я бог и царь. Мне доступно практически всё. Скажите, чего бы вам хотелось, и я сделаю. Деньги? Дворец? Землю? Яхту? Самолет? Эскадрилью самолетов и флот яхт? Назовите вашу цену. Только не бросайте его так, прошу вас.

Трай присвистнула. Она отошла от двери и теперь стоял, насмешливо разглядывая нас, – высокая худощавая мужчина интеллигентного вида.

– Золотая рыбка, а? – Трай покачала головой и грустно усмехнулся. – Вот уж не думал, что придется свидеться. А если захочу быть владычицей морскою? Не боитесь?

Мы с Найтом молча смотрели на нее. Трай снова покачал головой.

– Заманчиво, заманчиво… – проговорила она, – Но беда в том, ваше золоторыбье величество, что есть вещи, неподвластные даже вам. Дело в том, что я умираю. Рак в последней стадии. Метастазы по всему телу. Мне осталось жить месяц от силы. Как видите, времени действительно немного. Так что будьте добры, откройте дверь, и поскорее.

11. Найт

Лучше бы она промолчала, ушла без объяснений: это оставило бы хоть какую-то надежду, пусть минимальную. Я не почувствовал облегчения от того, что теперь поведение Трай стало понятным, – напротив, мое состояние было сродни отчаянию смертника, получившего сообщение о том, что отвергнута его последняя апелляция. Возможно, Трай ждала сочувствия: вряд ли она открыла нам свой секрет только для того, чтобы поторопить Программера, который медлил с отпиранием двери. Мне трудно трактовать иначе ее внезапную откровенность. Конечно, она хотела услышать слова симпатии и утешения; но я был тогда слишком поглощен собственным горем, чтобы сочувствовать кому-то другому.

Кто бы утешил меня самого… Жизнь кончилась; отсрочка на месяц ничего не меняла. Проклятые снаружисты! Если бы не их наружные проблемы, болезни и смерти, мы жили бы вечно, не зная беды и несчастий! Причем проблема не ограничивалась гибелью Трай. Даже если бы на этот раз произошло чудо и ее снаружист выздоровел, продолжив таким образом мое общение с Постумом, нам всем так или иначе когда-нибудь пришел бы конец – не сейчас, так через год, два, пять, десять… Как я уже сказал, длительность отсрочки ничего не меняла! Удивительно, но по-настоящему я осознал это только теперь, когда отвлеченный принцип вдруг обрел осязаемую конкретность. Почему? Разве до этого мне не было известно о неминуемой смерти каждого из снаружистов? Каждого – в том числе и моей толстухи…