Хайм

Я молча кивнул. Наверно, он прав: во мне и в самом деле говорит паника. День туда, день сюда погоды не сделает. Да и как мы будем смотреться в свитерах в такую погоду? Причем именно сейчас, когда лучше бы не выделяться… Уедем завтра к вечеру. Завтра. Завтра.

Когда я лег в горячую воду, правота Найта показалась мне и вовсе несомненной. Дрожь постепенно унялась, и мысли плавали вразброд, как кони с затонувшей баржи. Ничего, пускай, авось куда-нибудь да выплывут, речка неширока… Мои поблекшие страхи кучкой сброшенной одежды лежали на берегу.

15. Постум

Могла ли я предположить, что всё зайдет настолько далеко? Нет, конечно. Не зря они позвали меня не сразу: как видно, сомневались, что я соглашусь стать их безоговорочным союзником. Одно дело – ухаживать за умирающим человеком, с которым тебя к тому же связывает общее прошлое, и совсем другое – вколоть ему смертельную дозу морфина, а затем под покровом ночи избавляться от трупа, подобно мелким преступникам в комических фильмах про мафию. Но когда попадаешь в круговорот событий, тебя просто затягивает внутрь, и нет времени разбираться в деталях.

Сначала я не на шутку увлеклась идеей Программера и прилежно исполняла все, что от меня требовалось: отвечала на бесконечные анкеты, круглосуточно сидела в Хайме, опутанная проводами и датчиками, обсуждала с Найтом черты и качества наших программных клонов. Они действительно получались необыкновенно точными; честно говоря, они выглядели более похожими на нас, чем мы сами. Ведь люди время от времени могут отчебучить какую-нибудь совершенно нехарактерную глупость. Бывает, что другие смотрят на человека и качают головой: мол, это совсем не он; мол, этот никогда бы такого не учудил.

Я сказала Программеру, что чрезмерная точность является не достоинством, а недостатком. Что реальные люди непредсказуемы, и в этом иногда заключается их главная прелесть. Он улыбнулся:

– Ты так думаешь? На самом деле я могу запрограммировать и эту твою любимую непредсказуемость. Потому что реально она простирается не так уж далеко и не так уж непредсказуема. Сейчас мне важно добиться полного сходства, но на финальном этапе я непременно добавлю и немного так называемой неопределенности. Поверь, если разобраться, эти якобы невероятные выходки всегда довольно логичны и кажутся дикими лишь на первый взгляд.

Что ж, я поверила и этому. Да и отчего было не поверить: результаты говорили сами за себя! В горячке работы я даже не обратила внимания на ухудшение состояния Трай. Дико, не правда ли: ведь я приехала сюда только ради нее! Но – дико только на первый взгляд, в точном соответствии со словами Программера. А вот если разобраться… Если разобраться, то ничего удивительного: меня, профессионального фотографа, всегда остро волновал вопрос соответствия копии оригиналу. Ведь и я рассуждала о точности тайминга, о характерной непредсказуемости, о том, в конце концов, что мои снимки дают иллюзию победы над смертью. В этом смысле мы с Программером были коллегами! С одной разницей: он действительно добился того, о чем мне приходилось лишь мечтать. Он добился этой победы. Реально добился.

В последние свои дни снаружист Трай практически не входил в систему, но я не ощущал никакой разницы! Никакой – как я ни старался высмотреть что-либо неестественное, искусственное, чужое! В Хайме действовала ровно та же самая Трай, моя любимая мама, – во всей тонкости и едва уловимом шарме своей неповторимой личности. Я узнавал ее во всем, в каждой черточке поведения, в самой мелкой реакции, реплике, предпочтении, отказе. В ней не чувствовалось ничего такого, что можно было бы назвать механической, застывшей, роботоподобной похожестью: со мной разговаривала, играла, жила именно Трай, Трай, а не ее клон!

Я опомнилась не сразу, уже после смерти снаружиста. После смерти, которая вполне логично была воспринята мною как уход абсолютно чужого человека… – даже не человека, а некой оболочки, чего-то типа скафандра глубоководных водолазов. Да-да, скафандр, некогда использованный и теперь покинутый человеком, – таким я видела это мертвое тело. Ведь Трай реально переселилась в Хайм, и любой из нас мог в любой момент удостовериться в этом несомненном факте! О чем же тогда горевать?

Но потом, когда вдруг выяснилось, что его убили… Это неслучайно стало для меня встряской: прежняя Трай никогда не решилась бы на такой страшный поступок. Это было первое замеченное мною отличие. Конечно, оно ни в коей мере не превращало хаймовский образ в клона: я по-прежнему полагал, что в Хайм переселилась истинная Трай. Нет, меня испугало другое: она была настолько настоящей, что развивалась, менялась – что, в общем, и свойственно нормальным людям. Вот только развитие это шло в каком-то неизведанном, чужом, не совсем приятном для меня направлении.