Хайм

– Не придется. Мы трое отсидели за все человечество. Видишь ли, сынок, люди хотя и отличаются друг от друга, но ненамного. И потом, эта система устроена так, что самообучается по ходу дела. У Программера они все такие. Он ведь один, не может себе позволить долго возиться с каждой программой. Строит, отлаживает и отпускает на волю: дальше живи сама, учись, исправляйся, действуй. Здорово, правда? Он пытался мне объяснить, как это работает, но я мало что понял. Только кивал, чтобы не злить. Ты ведь знаешь, как он злится, когда сразу не усекают? – он рассмеялся и отхлебнул из кружки. – Ну вот… Одно я усвоил точно: он уже очень близок к успеху. Очень-очень.

Мы помолчали.

– А что будет потом? – осторожно спросила я. – Ну, когда он закончит?

– Не знаю… – Найт скорчил пренебрежительную гримасу. – Нам-то что? Мы-то бессмертны. У нас с тобой слишком длинное «потом», чтобы загадывать. Или наоборот – оно достаточно длинное, чтобы быть абсолютно уверенным: потом будет всё. Всё, что только можно представить. Устраивает?

Он снова рассмеялся.

– Понятно, – тихо проговорила я, глядя в пол. – Но я спрашиваю о другом. Когда ты собираешься возвращаться? Я имею в виду – домой. Хайм – Хаймом, а дела – делами. У меня, к примеру, через два дня кончается отпуск…

Найт молчал, и я подняла глаза, чтобы определить, слышал ли он меня вообще. Подняла – и наткнулась на взгляд, полный такого безмерного изумления, что мне стало не по себе.

– Ты хочешь… – едва выговорил он и мотнул головой, будто не веря своим ушам. – Ты хочешь вернуться? Зачем? Вернуться туда?!

В последнем слове прозвучало столько отвращения, что его хватило бы на весь наружный мир, на всё это жуткое, омерзительное «туда».

– Но, Найт, дорогой, почему это так тебя удивляет? – я старалась говорить как можно мягче, чтобы не обидеть его. – Люди, как правило, возвращаются. Это обычное дело…

– Ты что, так ничего и не понял? – перебил меня Найт. – Тогда я объясню снова. Как только Программер установит новую версию системы, все повалят сюда, в Хайм. Валом повалят. Скоро все живые наружные люди будут здесь, слышишь? Не только потому, что в Хайме хорошо – одного этого бы не хватило, – а потому, что там невыносимо. Там невозможно жить! А теперь сам подумай: ну какой смысл возвращаться туда, откуда все бегут?

Я покачала головой.

– Тебе вряд ли понравится то, что я сейчас скажу, но мы ведь начистоту, правда? Ты ошибаешься, Найт. Пожалуйста, не обижайся, но вы с Трай просто очень несчастные люди. И вы клянете наружный мир только по этой причине. Да-да, не возражай. Вы сбежали в Хайм от несчастья. Но там, снаружи, есть и счастливые! И их много! Их миллиарды. И они довольны жизнью, Найт! Они довольны собой! У них и в мыслях нет запирать себя в убежище без окон! Они любят небо и солнце! Слышишь? Солнце! Да, ты остался совсем один. В этом нет твоей вины, так получилось, бывает. То же самое и Трай, и, наверно, Программер. Но я – другой случай! У меня родители… Правда, они живут в соседнем городе, но мы прекрасно ладим. У меня есть друзья… я сплю с парнями, которые мне нравятся. Я хочу выйти замуж и завести детей. Как все. Как все те, которые довольны. Вот и всё. Что тут такого странного?

Найт усмехнулся и пожал плечами. Пока я говорила, он пришел в себя, и прежнее удивление сменилось безмятежным спокойствием человека, совершенно уверенного в своей правоте.

– Что ж, – сказал он, – как хочешь. Такие решения каждый принимает самостоятельно. Тем более что частично ты прав. Мы – Трай и я – действительно несчастны. Вернее, были несчастны. Но мы ведь не родились такими, с клеймом «несчастен». Или ты полагаешь, что несчастье – что-то типа врожденного уродства? Нет ведь, а? Такими нас сделала жизнь, наружный мир. Такими нас сделал дом, в который тебе так не терпится вернуться. А до этого и мы выглядели не менее довольными, чем те миллиарды, о которых ты говоришь. Во всяком случае, о Трай это можно сказать с полным основанием: у него были дом, семья, достаток, любимая работа. И вдруг – бах!.. Ответь мне на такой вопрос: как подобное счастье может считаться настоящим, если оно может разрушиться в любую минуту? Вот тебя послезавтра убьет грузовик на встречной полосе. А твою жену изнасилуют в мусорном тупике по дороге домой. А твой сын умрет от ядовитой наркоты на безобидной школьной вечеринке… Всё это – реальность, Постум. Наружная реальность. А потому и счастье, о котором ты говоришь, не более чем иллюзия. Ты знаешь, люди всегда предпочитают цепляться за иллюзию. Это неудивительно – ведь иной зацепки у них все равно нет. Поэтому да, ты прав: первыми в Хайм придут именно несчастные, такие, как Трай или я. Но потом подтянутся и остальные, уверяю тебя. Ведь каждый из них рано или поздно получит свою оплеуху. Каждый, без исключения. Если только ему не посчастливится умереть раньше.

«Так и есть! – поддержал его Постум где-то внутри меня. – Тебе незачем возвращаться!»