Хайноре. Книга 1

Кухарка была такая же скверная, как комендант, ее боялись даже некоторые солдаты, которым, бывало, взбредет на дурную голову требовать кушаний раньше обеденного часу или неположенную добавку. Слушалась она только капитана, ему вообще в рот глядела и души не чаяла. Это, наверное, потому, думала Нора, что он говорить умеет. Красивыми словами, ровными, точно пряжа, и так плетет хорошо, что невольно заслушаешься, а иногда чего-то даже не поймешь, и оттого оно еще более важным кажется и особенным.

Нора слушала, уши развесила, все ждала, что в разговорах на кухне или в солдатской столовой речь зайдет о пленнике. О нем, конечно, говорили, но чаще ругательства и проклятия, а еще чаще не о нем, а о госпоже Алессе. Всякое говорили.

— Ох, я б ее и так, и эдак…

— Ага, а потом она тебя. Видал, как ее капитан слушается? Ежель уж такой человек перед ней на цыпочках, то уж ты-то.

— Мерзко это. Что какая-то баба расфуфыренная столько власти имеет, не по Отцу это, неправильно.

— Угу! Не королева даже.

— Ага! Ночная королева.

— Хэ-хэ…

— Слыхал, она от пленника почти не отходит. Все беседы с ним ведет.

— А о чем толкуют?

— А бес его знает, тихо говорят, не слышно.

— Эх, а я б ее и так, и эдак…

Иногда Нора видела, как леди Алесса и сир Грихар неторопливо прохаживаются по стенам крепости, о чем-то беседуют. Она его под руку держит, и воркует. Будто лисица, ведущая медведя на цепочке. Он ее слушает, но лицо каменное, и сам весь будто едва держится. Ох как она его, вот так женщина, такую власть мамка над тятькой не имела… Нора представила себя в ее длинном платье чистого шелка, в ее кружевах да сережках, и туфельки бархатные… Хотелось бы ей иметь столько же власти, чтоб все слушались и помыкать не смели, и посуду мыть не заставляли, и по лбу поварешкой не били.

Была еще рыжая девка. Та самая, что ей еду в каморку приносила. Она была всего на пару лет старше, но вела себя, как матрона, будто главная здесь, чуть ли не вторая после капитана, но только с мелкой прислугой, с солдатами и теми, кто выше, заискивала и подлизывалась. Норе она совсем не понравилась, жуть как не по душе пришлась, но эта рыжая, Маисой звать, носила каждый день северянину еду. Только она, и все тут. И как назло, дружба у них не заладилась. Подстилка северянская, шлюха, блядская женка — так Маиса ее звала, но только за глаза, в лицо разве что рожу презрительную корчила, будто самая невинная дева во всей крепости. Но Норе позарез надо было с ней разговор наладить, чтоб Маиса ей хоть разок дала вместо нее еду северянину принести. Вот и стала в свободное и не очень время следить за ней, слушать — может ей надо чего? Или Нора поможет как-то, и они подружатся? Ходила за ней везде, как мышка, тихо-тихо, шурх-шурх, даже вечером, бывало, у комнатушки караулила. Потому что знала — ночами Маиса иногда хаживает в казарму, там у ней полюбовник.

Одной такой ночью Нора снова шла за ней след в след, та свернула мимо казармы и пошла на свет, что сочился из окон столовой — там по смеху и ору собрались солдаты играть в кости и пить. Внутрь Хайноре не пошла, встала у окна, и стала смотреть за Маисой одним глазком, пока дверь столовой с грохотом не открылась, и оттуда не вышли в обнимку двое солдат. Нора тут же за угол заскочила, чуть сердечко не выплюнула, смотрит, а это Варой и Шмыга, залитые по маковку, едва ноги переставляют, орут что-то, поют, лбами бьются, чуть ли не целуются. Нора посмеялась в кулачок — ну больно они смешные были. Завела их кривая дорога куда-то за угол, эх, не видать теперь… Хайноре зырк в окно — Маиса сидит на коленях у своего паренька, дует с ним из одной кружки, смеется, авось никуда не денется же? Уж больно Норе интересно стало, куда тех двоих дальше понесло, вдруг что еще увидит… и пошла. Тихонько, перебежками, от тени к тени, юрк за угол, а потом забралась в какой-то колючий куст, и притаилась. Парочка встала посреди дороги, сзаду Нора в кусте, по бокам стены, спереду тупик.

— Я тебя знаешь, как люблю, а?.. — булькал Шмыга. — Ты мне вот такой брат!.. Ты мне прям… Варой, куда ты, туда и я…

— Знаю, Шмыга, знаю.

— Ты вот… я вот тебе верю, брат… я вот тебе, как себе, верю… куда ты, туда и я…

— Не сегодня, Шмыга. Сегодня мы с тобою по разным дорогам пойдем.

— А?.. Ты о чем это… не… не понимаю… мы ж…

— А понимать и не надо, друг.

— Ась?.. — пьяница мотнул головой, пытаясь ее поднять, а Варой держал его за плечо, чтоб тот вперед не падал. — Чего?..

В свободной руке одноглазого что-то блеснуло, Шмыга посмотрел вниз, глазами похлопал, а потом засмеялся.

— Вот так ты с другом… Думаешь… думаешь, капитан тебе поверит, дааа… Выставишь меня говном, да? А вот я счас пойду к нему, я сейчас… и про эту столичную суку… все узнает… счас как пойду…

— Не пойдешь.

Вдруг одноглазый резко прижался к Шмыге, тот вздрогнул, захрипел, вытаращил глаза, и был таков.

— Не пойдешь.

Варой отпрянул, тело осело наземь, как мешок с костями, и у Норы знакомо скрутило живот. Одноглазый стоял, тяжело дыша и глядя вниз, вытер нож о рубаху Шмыги, потом с натугой забросил тело себе на спину и потащил куда-то тенями.