Иногда, ночью, он заходил тихонько в спальню, ставшую теперь ее комнатой, и смотрел, как она спит. В такие минуты ему больше всего хотелось провести кончиками пальцев по ее щеке, укрыть одеялом, поцеловать в нос. Он вспоминал три счастливейшие ночи на Аррете и… уходил. Понимал, что скоро не будет и этого: она уйдет к какому-нибудь богатому кавалеру, может быть, даже выйдет за него замуж и заживет на Терре припеваючи. Она заслужила нормальную жизнь. Да и он выполнил программу-минимум: не выпустил в магический мир, где ее могли бы отыскать адепты Хаоса. Халт надеялся, что Ванда выкрутилась из передряги. Иногда он представлял, что было бы, если бы у них с Аннет все сложилось. Картины красивой жизни разбивались вдребезги при мысли о знакомстве с отцом. «Он убьет сначала ее, потом меня». Чтобы потомок Хагена встречался с приспешницей Хаоса? Немыслимо! Позор всему Хединсейскому роду! Он, конечно, мог не знакомить их и всю жизнь скрываться, не появляясь на Хьерварде. Впрочем, это все не имело никакого отношения к реальности. Наверное, хорошо, что все так сложилось. И для него, и для нее.
В тот вечер они поехали в «Рай». Громкая музыка и разноцветные световые лучи, моргающие в такт сумасшедшему ритму, вызывали головную боль, и Халт хмуро пил в углу, проклиная Аркадия Михайловича, который уже мог бы и найти его, избавив от необходимости каждый вечер появляться на людях. Аннет привычно пропала куда-то, и он пошел ее искать, чтобы сказать, что уезжает. В полумраке и вспышках света это оказалось нелегко, и лишь по медным волосам он опознал ее. Аннет сидела за барной стойкой с каким-то блондином. Сын Глойфрида подошел практически вплотную, но они не замечали его: увлеченно болтали, пытаясь перекричать музыку.
– Нет, ты не понимаешь! Он не такой, как ты! Не такой, как все мужчины! – кричала Аннет в ухо светловолосому. Халт остановился. О ком она? О своем новом кавалере?
– Вначале он мне показался просто милым, но мало ли милых парней? Вот ты, Антош, тоже милый. Но потом я увидела, что он воин. Знаешь, он бы мог быть мародером.
Этот самый Антоша был настолько пьян, что не понимал, наверное, где вообще находится. Он лишь старательно кивал и гладил Аннет по оголенному плечу. Девушка тоже выпила уже несколько коктейлей, так что не замечала его домогательств.
– Ты не поверишь, но он добрый! По-настоящему добрый! Как он кормил грифона… как он ведет себя с людьми… Ты можешь представить себе доброго воина? Вот и я нет. А он такой!
Халт вздрогнул. Аннет продолжала, не замечая его:
– И я не понимаю, что мне делать. Он такой… такой необычный. Меня к нему тянет, и я его боюсь. Я знаю, он иногда приходит ночью и смотрит на меня. Первый раз я подумала: сейчас сунется, и я его убью. Но он ни разу, слышишь, – ни разу не дотронулся до меня! Скажи, почему? Я не привлекательная? Я ему не нравлюсь?
Антон, продолжая старательно кивать, полез к ней целоваться, и потомок Хагена решил, что с него довольно. Отпихнув блондина, протянул руку Аннет.
– Я домой. Ты со мной или останешься?
– С тобой. Мне тут чертовски надоело!
– Ого! Уже ругаешься как местные?
– Ну, ругательства всегда запоминаются в первую очередь, – улыбнулась она.
В такси ехали молча: медноволосая заснула на плече Халта, а тот резко протрезвел и теперь думал. Подслушанный разговор вызвал бурю эмоций, и сын Глойфрида не знал, что делать. Он на руках, чтобы не будить, донес Аннет до квартиры, по дороге попросив охрану забрать его «БМВ» у «Рая». Уложил девушку на кровать и зашел на кухню выпить чаю…
– Здравствуй, Халт Хединсейский, – сказал Аркадий Михайлович.
– Здрасьте. Долго же вас не было.
– Мир очень неспокоен. Пришлось срочно уезжать по делам. Как вернулся на Терру и узнал, что ты здесь, – сразу тебя навестил. Есть ли новости?
– Есть. Только я хочу спросить: почему, посылая меня узнать о магических выбросах на Альтерре, вы не рассказали о знаке магов с Брандея?
– О знаке? Каком?
– Восемь черных стрел, расходящихся из одной точки!
– Ах, это… но он же всем известен. Ты не знал, мальчик мой? – Аркадий Михайлович посмотрел на Халта так, будто сын Глойфрида упрекал его: почему не предупредили, что в Упорядоченном много миров, а не один? Халт почувствовал себя полным дебилом. Его агрессивный тон тут же сменился оправдательным; Халту самому мерзко было слушать свое блеяние, но он ничего не мог поделать. Стоял и отчитывался как школьник: