Хам и хамелеоны. Том 2

Как он рассказал позднее, ту самую молоденькую медсестру, Веру Павловну, заступившую на дежурство в ночную смену, Николай под утро вызвал к себе в палату. Он попросил включить свет, открыть окно и помочь ему сесть. Она беспрекословно выполнила всё, о чем он просил. Брат посидел на кровати около минуты и спросил, почему вокруг так тихо, а затем странным тоном попросил ее сесть рядом. Удивившись, но не решаясь отказать ему, она повиновалась.

Просидев с медсестрой бок о бок еще около минуты, Николай потерял сознание, уронив ей голову на плечо.

Медсестра позвала на помощь. Его пытались реанимировать. Но подтолкнуть сердце так и не удалось…

Прошло уже двадцать минут; ночной поезд гремел по рельсам, отбивая колесами какой-то знакомый однообразный ритм, а за окнами всё еще мелькали дачные полустанки.

Спать не хотелось. Приткнувшись поближе к ночнику, Иван листал газету. Нина сидела напротив и невидящим взглядом смотрела в темное окно, где отражалось само купе и выход из него в тускло освещенный коридор. Бездонное отражение то и дело менялось, наполняясь то островками весенних пригородов Москвы, то скудными россыпями фонарных огней, которые выплывали из ночного мрака…

Мысли витали в далеком далеке. Она думала о покойном муже, о дочери, которая была ей бесконечно близка, а сейчас — как никогда. Но о таких вещах даже говорить невозможно. Слова искажают мысли, мысль изреченная есть ложь. А раз так, без толку пытаться довериться словам. Ей вдруг припомнилось, что эту мысль внушил ей однажды муж. И на душе сразу стало странно, вязко. Удивительно: теперь она часто слышала его голос, но не таким, как прежде. И когда это происходило, он всегда говорил о чем-то таком, о чем она не задумывалась при его жизни.

После Тулы, после похорон Николая отправлять дочь в Петербург уже не пришлось. И это казалось первой реальной победой над неудержимым потоком событий, во власти которого все они находились вот уже столько месяцев подряд. Отчисления из Академии удалось избежать. Ректор подписал заявление о предоставлении Февронии академического отпуска. Иван пробыл в Туле до девяти дней и, когда появился в Москве, уже вместе они с Ниной решили поехать в Петербург на время майских праздников, чтобы собрать вещи Февронии и разобрать чемодан Николая, который всё еще загромождал закрытую комнатушку в квартире у Нининой матери; сама Ольга Павловна не хотела притрагиваться к этим вещам…

Отложив газету, Иван вполголоса попросил Нину внимательно его выслушать. Он рассказал ей о ребенке Марии.

У нее, у Нины, появился племянник. Мать малыша — Маша, сестра Ивана и Николая. Еще в Туле Иван начал говорить о покойном брате как о временно отсутствующем, отчего Нине становилось жалко его, жалко их обоих, и немного жутко… Ребенок находится в Англии, однако расти и воспитываться мальчик должен в родной среде. А провернул эту немыслимую операцию покойный Коля, причем втайне ото всех. На авантюру он отважился сразу же после последней поездки во Францию. Нарушив все писаные и неписаные законы, какие только существуют в цивилизованном мире, Николай добился своего. Что-либо изменить уже невозможно. Сам он, Иван, должен немедля ехать в Лондон, чтобы заниматься ребенком…

Глядя в окно, Нина долго молчала. Почему ее не посвятили во всю эту историю раньше? Почему все молчали столько времени? Теперь-то ей стало понятно, почему младший брат, отныне бывший и за старшего, и за младшего, казался ей каким-то закрывшимся в себе. Понятно стало, почему так нянчился с ним Филиппов, и почему они последнее время меняли тему разговора при ее появлении, даже если видеть их вместе доводилось редко, поскольку много времени уходило на поездки в изолятор с передачами для Адели.

— Ну и слава богу, — вздохнула Нина. — Это самый настоящий поступок за всю его жизнь.

Иван уставился на нее непонимающим взглядом. На какую реакцию он рассчитывал?

— Не представляю, как я один буду им заниматься, — виновато проронил он.

Нина опять погрузилась в задумчивость. Глаза у нее блестели.

— Как все… Ничего сложного, — сказала она.

— Что, если вам со мной поехать? — спросил Иван. — Поживете в Англии несколько месяцев, смените обстановку. Оттуда на всё смотришь как-то по-другому.

— Мне теперь только Англии и не хватает… для полного счастья, — чуть не простонала Нина. — Один у тебя выход на все случаи жизни, драпать, да?.. От себя не убежишь.

— Коля просил меня об этом…

— В Англию нас увезти?

— А почему вам, собственно, не поехать? Или ты из-за подруги? — спросил Иван. — Ты очень привязана к ней?

Нина не отвечала.

— Коля говорил, вы очень сдружились.

— И что мы лесбиянки он тоже говорил? — Нина бесстрашно взглянула ему в глаза. Ее взгляд показался Ивану бесконечно усталым.

— Нет, этого я не слышал.

— Так думают все. Следователь, адвокат, свинтус этот недобитый… Живучий оказался, гад! — с ненавистью выплеснула из себя Нина и сразу побледнела. — Извини… Я не могу бросить человека, который ни в чем не виноват. Но никому здесь, похоже, ничего не докажешь.