Хамам «Балкания»

Они добрались до Дуная и тронулись вверх по течению, погрузившись на один из кораблей сопровождения личной флотилии падишаха. Все корабли, включая и этот, в ожидании властелина стояли вниз по реке на якорях в пристойном отдалении один от другого, чтобы в любой момент, если понадобится, принять Сулеймана на борт. Но пользовались ими редко. У Баицы это плавание пробудило воспоминания о том, как он командовал всем османским флотом. Правда, теперь он был похож на какого-то речного капудан-пашу, капитана единственного корабля и «хозяина» одной реки на несколько дней. Ему понравилось такое ироничное сравнение: это заставляло его не забывать о днях славы и днях поражений.

После двухдневного неспешного и расслабляющего плавания против течения они увидели на левом берегу Белград, а над ним, на возвышении, – тылы его крепости. Еще немного вперед, и увидели городок Земун. Бросили якорь у пристани Дорчол, которую достраивали османские и белградские мастера. Это место следовало наконец привести в полный порядок после многочисленных разрушений. Излучина перед объятием Савы с Дунаем была прекрасным местом для укрытия кораблей и якорной стоянки. Им даже показалось, что они подкрадываются к городу, потому что впервые проникли в Белград со стороны реки, поднявшись против течения Дуная, с тыла хорошо известной панорамы города. То, что они здесь увидели, очень понравилось им, но еще больше воодушевило их то, что предстояло здесь сделать.

Иосиф был прав: Дорчол по царящей там атмосфере напоминал Золотой Рог, но больше всего – по пестроте людей, которые здесь жили и работали. А вид с Дорчола на Нижний город и Калемегданское поле полностью совпадал с видом, открывающимся с Кадирги на сарай Топкапи и пространство перед ним. Баица и это слишком очевидное сходство связал со слабостью к собственному происхождению. К счастью, рядом с ним был лучший из всех возможных знатоков пространства и зданий, так что он мог спросить Синана об этой своеобразной навязчивой идее. Иосиф успокоил его. И более того.

– Во-первых, ты обнаружил это сходство под моим влиянием. Мои предыдущие поездки в Белград подтвердили мою правоту. А себя я проверил не единожды, прежде чем обратить твое внимание на такое сходство. Теперь, когда по твоему поведению я вижу, насколько я был прав, мне становится легче. Потому что мне и самому в какой-то момент показалось, что я просто выдумал несуществующее сходство.

– А во-вторых?

– Ну, во-вторых, я думал, что, как это бывает, сам убеждаю себя в чем-то, что мне кажется необходимым, но на самом деле является выдумкой. Так, иной раз мы за что-то так болеем, что в конце концов сами уверяем себя в победе того или иного своего убеждения. А оно вовсе и не победило. И мы этого не замечаем. Но когда я все неоднократно взвесил и примерил, то ощутил под собой твердую доказательную почву. Потом мне только и оставалось, что радоваться этому случайному или намеренному сходству. И поделиться радостью с тобой, потому что это касается тебя в наибольшей степени.

Баица решил остановиться на ночлег в доме Ферхад-паши в Нижнем городе, принадлежавшем сыну бывшего наместника Смедеревского санджака с таким же именем, резиденция которого в 1523 и 1524 годах располагалась в Белграде. Несмотря на то что ноги так и несли его в Дорчол, он послушался Иосифа. Тогда он понял, что у Синана в Белграде есть какое-то дело (может, и вовсе не порученное ему султаном) и что дело это весьма любопытно. И, помимо всего прочего, Синан к этому делу неплохо подготовился.

Вот часть разговора Синана с Ферхад-пашой.

– Помнишь, Ферхад-паша, как твой отец просил у падишаха позволения дать свое имя мечети неподалеку от твоего дома? Наверное, он решился на это, потому что знал, как султан ценил его вклад в завоевание Белграда. И все-таки его удивило данное ему разрешение. И опять-таки он знал, что можно было отступить от правила, по которому первую мечеть в очередном захваченном городе нарекали именем величественного султана; «свою» мечеть твой отец переделал из церкви францисканского монастыря. Впрочем, другие мечети получили имена в честь других наместников – Зайнуддин-аги и Ахмед-аги. Все они были перестроенными церквями, и потому не стоило им давать имя государя.

Синан мудро умолчал о том, что на следующий год после этого пашу неожиданно вызвали в Царьград и там сразу же казнили за различные злоупотребления. Этим актом султан лишил его благодарности, но имя его у мечети не отнял.

– А значит ли это, многоуважаемый Синан, что ты прибыл в этот Белый город, чтобы построить правильный дом для молитвы?

– И не один, а два!

– Неужели настолько велика нужда..? – не успев завершить глупый, дерзкий и опасный для него вопрос, Ферхад-паша тут же прикусил язык. Кто он был такой, чтобы обсуждать дела, касающиеся его властелина?

Синан сделал вид, что не обратил на вопрос внимания. Он продолжал: