Хамам «Балкания»

Итак, одним из немногих монахов, взявших в руки бумагу и карандаш и обогативших всемирное знание, был Бикху Нянадживако. Именно под этим именем он продолжил публиковаться. До этого бывший профессор еще под своим европейским именем написал и опубликовал двухтомные «Философию восточных народов» и «Межи азиатских философий» и множество других книг. Вероятно, этот писательский километраж заставил его в новом обличии продолжить теоретическую и научную работу наряду с одинаково драгоценным описанием личного опыта. Зрелость помогла ему избежать ловушек и заблуждений утопизма хиппи и не позволила превратиться в бродячего учителя, в искренних намерениях которого, возможно, можно было бы со временем усомниться.

Может быть, ему было легче, потому что буддизм сам по себе и Будду не воспринимал как бога, и человек мог обращаться к нему и к себе с известной спокойной непринужденностью. Таким образом, любые внутренние поиски в самом начале были лишены богобоязненности и потустороннего ужаса. Именно поэтому Бикху мог спокойно заниматься Сартровым экзистенциализмом (именно Велячич был у его истоков) или скользкими темами Ницше (сверхчеловек в буддизме уже существовал).

С профессором (я не мог заставить себя называть его иначе) Велячичем я поддерживал контакт с того времени, когда и столица Шри-Ланки Коломбо, и соседний город Канди стали слишком близки для него, и он покинул поселение буддистов, удалившись в хижину в пещере, не встречаясь практически ни с кем, но принимая и отправляя письма и поддерживая переписку. Я чувствовал себя избранным, потому что входил в малое число тех, с кем он поддерживал отношения. Кое-что из личного Велячич обнародовал в некоторых из позже опубликованных книг (таких как «От Непала до Цейлона» или «Письма с пустынного острова»). Этот и такой Велячич – Нянадживако интересовал меня. Чтобы было понятно, все его восприятие и понимание буддизма было сугубо личным. Все его книги и прочие тексты не носили научного, программного характера, они поведали нам интимную, личную историю о собственном уходе из мира, о своем собственном взгляде на знаменитое буддистское отвращение от мира, которое исходило из индийской абсолютно асоциальной этики, но не из антисоциальной. Об этом очень хорошо пишет ученица Велячича Рада Ивкович в послесловии к аскетической «хрестоматии» профессора «Песни нищих и нищенок». Эту декларативную антологию – свидетельство буддистского ухода от мира, пустынничества, аскезы и пути самоотрицания – по праву открывает стих, написанный более чем две с половиной тысячи лет тому назад, под названием «Носорог». Его повторяющаяся, завершающая каждую строфу фраза есть не что иное, как сконцентрированная истина всей этой философии и одновременно усвоенное Бикху Нянадживако жизненное и философское мотто: «Иди одинокий, как носорог».

Свое преобразование Велячич, по собственному признанию, совершал постепенно и фундаментально в течение всей жизни, начав его в четырнадцать лет и закончив (если это вообще возможно) в момент смерти. Это было не превращение социализма в классовое общество, Югославии в Индию, христианства в буддизм. Это был переход из одного собственного состояния в другое, интегральное превращение одной и той же личности внутри себя самой, превращение отвращения из презрения в равнодушное сочувствие. Это переход в состояние и звание нищего (бикху), который – подает.

Глава XXIV

Теперь Баица размышлял и о смерти. Иосиф сказал, что «умирают все», и казалось странным, что Баицу удивила такая обычная и давно известная истина. А потом он пришел в себя: ведь эта тема возникла не зря…

Он спросил Синана:

– Что ты хотел сказать, сказав умирают все?

– Как это что? Ведь все должны родиться и все должны умереть. Это всем известный закон жизни, один из тех, на которых все держится.

Мехмед подозрительно посмотрел на него. И решил быть «умнее» товарища:

– Нет, точнее или лучше этот закон сформулировать так: не все должны родиться, но все родившиеся – должны умереть.

Синан будто именно этих слов ожидал:

– Вот видишь, ты заслуживаешь всего хорошего, что с тобой может произойти. Люди должны больше к тебе прислушиваться, а не ты к ним. Хотя ты такие мысли изрекаешь именно потому, что внимательно прислушиваешься к другим. Я хочу сказать, что мы с тобой, похоже, друг без друга не можем. Или, по правде божьей, так, во всяком случае, должно быть.

Баица долго смотрел на Синана, после чего спросил:

– Нужно ли нам просить разрешения у султана, чтобы поехать в Белград?

Важнее этого неожиданного вопроса была другая часть ответа – согласится ли Иосиф на их поездку.

Мехмед-паша оставил в софийском сарае послание к султану, если оно вдруг потребуется, и отправился с проверкой в Белград и Сербистан, прихватив с собой гостя, чтобы вместе с ним присмотреть подходящие места для строительства во имя султана.