Хамнет

— Там сушеная жаба? — спросила мать ясным выразительным голосом. — Если так, то нам она не нужна.

Хамнет обхватил руками талию матери; ему очень хотелось внушить ей, что нужно срочно закончить этот разговор и отделаться от злобного пришельца. Она не сдвинулась с места, но положила руку на его запястье, словно говоря: «Я понимаю тебя, не бойся, я рядом».

— Уж поверьте, сударыня, — обиженным тоном произнес врач, вновь нацелив клюв в их сторону, — в этих делах я понимаю гораздо больше вашего. Привязанная на несколько дней к животу сушеная жаба доказала свое высокое полезное воздействие в подобных случаях. Если ваша дочь заболела чумой, то, к сожалению, должен признать, что существует крайне мало средств…

Остаток признания услышал лишь он сам, поскольку Агнес резко закрыла окно. Хамнет заметил, как ее пальцы нащупали и повернули задвижку. Лицо ее исполнилось отчаянной ярости.

Она пробурчала что-то себе под нос: мальчик уловил лишь слова «ловец», «наглый» и «болван».

Отцепившись от матери, он увидел, как она прошла по комнате, в сердцах отодвинула кресло, взяла и тут же поставила попавшуюся под руку чашку, а потом присела возле тюфяка у камина, где лежала Джудит.

— Тоже мне, знаток жаб, — проворчала она, обтирая лоб Джудит влажной салфеткой.

В другом конце комнаты бабушка, закрыв уличную дверь, заперла ее на засов. Хамнет видел, как она убрала сверток с сушеной жабой на верхнюю полку.

Кивнув головой, она изрекла нечто, не доступное пониманию Хамнета.

* * *

Весенним утром 1583 года, если бы жители Хенли-стрит поднялись пораньше, то увидели бы, как молодая невестка Джона и Мэри вышла из двери узкого флигеля, где поселилась чета новобрачных. Они увидели бы, как она закинула за плечи корзину, расправила полы киртла и направилась на северо-запад.

В верхней спальне ее молодой муж повернулся на другой бок. Как обычно, спал он глубоким сном. Он даже не заметил, как опустела и быстро остыла женская половина семейной кровати. Его голова покоилась на подушке, руки прятались под покрывалом, волосы почти закрывали безмятежное лицо. Рот его приоткрылся, и тихое дыхание дополнилось легким похрапыванием.

Свернув с Хенли-стрит, Агнес прошла по Ротер-маркету, где уже появились первые лоточники. Мужчина продавал пучки лаванды; женщина катила тележку с ивовой корой. Агнес, остановившись, поболтала с подругой, женой пекаря. Они обменялись мнениями о прекрасной погоде, угрозе дождя, жарких печах в пекарне, о течении беременности Агнес и о том, низко ли уже опустился ребенок. Подруга попыталась угостить Агнес свежей булочкой. Агнес вежливо отказалась. Но жена пекаря проявила настойчивость и, открыв крышку корзины Агнес, положила туда булочку. Ее взгляд скользнул по лежавшим там салфеткам, чистым и аккуратно сложенным, паре ножниц и какой-то закупоренной склянке, но ее голову сейчас занимали другие заботы. С улыбкой кивнув на прощанье, Агнес сказала, что ей пора идти дальше.

Жена пекаря помедлила немного перед своей пустой лавочкой, провожая подругу взглядом. Перед выходом с рынка Агнес на минуту остановилась передохнуть, опершись рукой на рыночный забор. Жена пекаря уже собиралась окликнуть ее, но Агнес выпрямилась и продолжила путь.

Прошедшей ночью Агнес видела во сне свою мать, как случалось время от времени. Агнес стояла во дворе фермы «Хьюлэндс», подол ее юбки волочился по земле; у нее возникло ощущение какой-то тяжести, ее платье выглядело промокшим. Опустив глаза, Агнес увидела, что по подолу ее платья топчутся птицы: утки, куры, куропатки, голуби и даже мелкие крапивники. Они неуклюже толкались и напряженно хлопали крыльями, стараясь уместиться на подоле. Агнес попыталась разогнать их, желая освободиться, когда вдруг осознала, что к ней кто-то приближается. Оглянувшись, она заметила проходившую мимо мать: по спине спускались заплетенные в косу волосы, из-под красной шали выглядывала синяя сорочка. Мать улыбалась, но не остановилась, а, покачивая бедрами, прошла дальше.

Агнес почувствовала какую-то глубинную внутреннюю растерянность и слабость, а еще огромное, до головокружения, желание броситься за ней.

— Мама, — попросила она, — подожди, подожди меня.

Она попыталась шагнуть вслед за матерью, но птицы продолжали топтаться на ее подоле, наваливаясь на него своими пухлыми, покрытыми перьями грудками и цеплялись за ткань перепончатыми лапками.

— Подожди меня! — крикнула Агнес во сне, но ее мать продолжала удаляться.

Не останавливаясь, мать оглянулась и сказала или как будто сказала:

— Ветви в лесу так густы, что не заметишь дождя, — и направилась дальше к лесу.

Продолжая окликать ее, Агнес рванулась вперед, неуклюже споткнулась о множество хлопавших крыльями тварей, упорно толпившихся на подоле, и шлепнулась в грязь. Именно коснувшись земли, она вздрогнула и проснулась, хватая ртом воздух, и осознала, что она уже не во дворе «Хьюлэндса» и ей некого звать. Она лежала в кровати в своем новом доме, рубашка соскользнула с плеча, в животе крутился ребенок, и муж, спавший рядом, не просыпаясь, протянул руку и обнял ее.