Хамсин

Через несколько лет появилась новая квартира, по которой Лада носилась с непонятной ему идеей. Она так была одурманена этим жилищем, что пыталась впихнуть в нее все возможные стили. Она так щепетильно выбирала предметы декора и так долго совещалась с модным дизайнером, что Лебедев, как заброшенный ребенок, давно не кормленный, уходил в гараж. Ну не выносил он худого мужчину в женских брюках и в пальто, надетое только на странного цвета майку.

Он все время ориентировал Ладу на Черную Африку. А когда углублялся в саса и залгани, в кладбища времени – Лебедева уже подташнивало.

И когда интерьер был готов – он очень долго привыкал к светильнику из гнезда термитов, сундукам из ливанского кедра, обтянутым верблюжьей кожей. Его мутило от сандаловых палочек, ладана и масок шаманов. Он не знал, где пристроить свою белую чашку, на которой был нарисован важный гусь, с синим шарфом в горошек. И потом унес ее на работу.

– Ладусь, давай на кухню закажем настоящее дерево, расставим банки с вареньем. Вон их сколько мама передала… Обои поклеим в цветочек, я полок набью. Уютно будет…

– Дим, ну зачем тебе дерево… У нас уже есть одно. Темное-темное… Не разбирающееся в стилях. Не отличающее лофт от китча. Путающее рококо с ренессансом. Дим, так, может, повесим вышитые занавески и намотаем кукол-мотанок? А в угол для декора поставим мешок с луком и будем бороться с сезонной мошкарой?

И Лада стала во всем разбираться. Даже в ламинированном ДСП, облицованном ПВХ хромкой. И первое время Лебедев не понимал, где заканчивается шкаф и начинается холодильник. Он за стеллажными модулями с закрытыми и открытыми секциями не мог разглядеть стиральную машину и путал графитовый цвет с фельдграу. Всюду были выкрученные полки, словно они только что пережили пытки.

– Лад, я себя чувствую, как на заводе. Куча стали… Везде хромированный металл и дерматин.

– Лебедев, это же так стильно, прыгала вокруг него Лада, и он согласился. Черт с ним – с этим хай-теком. Лишь бы ей было хорошо.

Им же всегда было вместе хорошо. Даже тогда, когда приходилось пить бульонные кубики только с черствым хлебом. Ах да, еще и с лавровым листом. Им было хорошо сидеть в парке и есть одно мороженое на двоих. Потому что на вторую порцию не хватало денег. Ходить по Андреевскому спуску и просто смотреть на матрешки и картины, выложенные янтарем. А однажды он купил ей бусы из мелкого коралла. За десять гривен.

Когда-то они хохотали в бедненьком кафе. И тогда она ела не печенье «Шляпа ведьмы», а непропитанный «наполеон». И не обращала никакого внимания, что на тарелке нет хаоса карамельного соуса и свежего листика мяты. И положенного шарика ванильного мороженого. Тогда они пили разбавленный томатный сок и ужинали салатом из редьки. И за сахаром стояли по семь часов. И ничего, что взяли только килограмм. И радовались от того, что летом едут дикарями в Каролино-Бугаз. И будут лежать прямо на песке, считая шезлонги страшным расточительством. Что ему дали премию 17 гривен, и теперь они будут шиковать и вдоволь наедятся любимой ливерной колбасы. А еще Ладе купят «Тампаксы» и не нужно будет прятать застиранные тряпочки на батарее. И самое ароматное мыло «Camay».

А сейчас Лада ругает домработницу за севшие джинсы от Виктории Бекхэм и за мраморную столешницу, которую та собиралась почистить «Cif Cream». Лебедев хотел какой-то другой жизни. Проще и понятнее, что ли. Хотел больше свободы и полета. Чтобы не было слишком сильной привязки к вещам. Чтобы как раньше: яичницу, красную от помидоров, со сковородки, спать на балконе, бросить лыжные палки в коридоре до весны…