Мои ресницы медленно поднялись, чтобы открыть взору Хана, который стоял на втором этаже, упираясь руками в перила и сверля меня своими недовольными черными глазами.
Легкого разговора явно не получится, судя по тому, каких холодным и острым был его взгляд из-под ресниц, и как яростно впивались изящные длинные пальцы в красивые позолоченные перила, отчего моя душа свалилась в пятки, прикрыв свою призрачную головку мелкими дрожащими ручками.
Хан стоял, не шелохнувшись, осматривая меня и пакет в руках тяжелым пристальным взглядом, от которого хотелось убежать как можно дальше и спрятаться за широкой спиной того темнокожего охранника.
Я боялась поднять на него глаза, осторожно шагая вверх по знакомой лестнице, ощущая даже через пальто недовольный, яростный взгляд, который кусал кожу мелкими разрядами, словно воздух вокруг него сгущался и накалялся, отдавая бликами в глазах.
Не дожидаясь, когда я поднимусь на площадку второго этажа, развернувшись, Хан зашагал вперед по коридору к своему кабинету резко, отрывисто и злобно, словно каждый его шаг был выстрелом в этой звенящей тишине.
Уже сейчас не нужно было нестись сломя голову к гадалке, чтобы понять, что сегодня я снова лишусь своего сердца самым жестоким и изощренным способом, вряд ли уже когда-то в силах прийти в себя, потому что едва ли видела Хана в такой ледяной ярости до этого.
Я осторожно шагала за ним по коридору на некотором расстоянии, глубоко и судорожно вздохнув, остановившись у самого порога и слыша, что он пересек кабинет и занял свое место за столом, словно сам Люцифер в своей крепости, который уже через пару минут вынесет мне свой смертельный приговор…вот только было уже не важно, будет это удушение, расчленение, утопление или что-то другое интересное…мое сердце умирало от сознания того, что я скоро буду жить без него.
Мне понадобилось 25 секунд и пара глубоких вдохов, чтобы решиться войти в кабинет, не поднимая глаз и осторожно закрывая за собой двери, сделав несколько шагов вперед, чтобы встать ровно посередине кабинета, продрогшей кожей ощущая его колкий взгляд на себе.
— Доброе утро, мистер Хан… — начала было я, вздрогнув, от его излишне резкого и злобного:
-..дальше!
А ведь я целую речь приготовила, пока не спала ночью, и шла до клуба, но в голове было так устрашающе пусто, словно погибало не только сердце, но и мозги в придачу.
Тяжело сглотнув и не зная, что еще можно сказать человеку, который был просто в ярости от моего появления здесь, я спокойно и тихо проговорила суть того, почему решилась потревожить его покой в очередной раз:
— Я принесла вам деньги за аренду и проценты за просрочку прошлой оплаты, как вы и говорили…
Не услышав от него больше ни звука и ощущая нависшее колкое напряжение в воздухе, я неловко достала из пакета упакованную пачку денег, приготовленную стараниями девочек, скованно сделав несколько шагов до его стола и аккуратно положив их у рук Хана, которые лежали на отполированной поверхности стола, переплетаясь пальцами.
Не дождавшись от него ни одного слова и в этот раз, я переступила с ноги на ногу, слыша лишь гул в ушах оттого, как колотилось мое бедное раздавленное сердце, когда так же аккуратно и медленно поставила на край стола пакет с платьем и туфлями, проговорив еще тише:
— …и ваши подарки, — я дрогнула, краем глаза заметив, как пальцы Хана впились друг в друга, отчего костяшки побледнели и под кожей выступили вены, но так и не смогла найти в себе силы, чтобы поднять глаза и встретиться с уничтожающим черным взглядом, который забирался мне под кожу, жаля и раня все сильнее и сильнее, путая мой мозг своим ароматом, который заставлял тело вспоминать его прикосновения и вкус, не зависимо от боли и ясного понимания того, что сероглазый мужчина оказался прав.
— Здесь вся сумма? — прозвучал мурлыкающий голос Хана, от которого по телу пронеслись мурашки, оставляя в кончиках пальцев нервные покалывания, даже если он не говорил добро или ласково, разъедая своей едва сдерживаемой яростью.
— Да, — выдохнула я, и в этот раз не посмев поднять на него глаза, видя, лишь как пальцы буквально вцепились друг в друга, ломая своеобразный ровный «домик».
— Гузааааль, — промурлыкал Хан нараспев, вот только его голос все-равно не был и капельки сладким, отдавая терпким ядом, в котором мое сердце стонало и захлебывалось, рыдая оттого, что ему даже не нужна была я. Денег было вполне достаточно. Тот мужчина оказался прав.
— А это?
Не пришлось поднимать головы, чтобы понять, что Хан кивнул на большой бумажный пакет с ручками из атласных лент, откинувшись назад на кресле и продолжая держать свои пальцы рук переплетенными и….излишне напряженными.
— Платье и туфли, которые вы присылали перед поездкой в больницу…
Воспоминания — это все, что у меня останутся, как бы сильно они не ранили изнутри, раздирая душу в кровь.