Хан

— Вот как? — хмыкнул Хан насмешливо, холодно и злорадно, отчего я прикрыла глаза, чуть поморщившись, уже прекрасно зная, как умело он умеет наносить удары своими словами, подбираясь ближе, и готовый броситься в удушение своей изощренной игрой на выживание. Мое. — Сама додумалась или кто-то подсказал?

От его язвительности и злорадства хотелось просто взвыть, но я лишь стиснула руки в кулачки, выпрямляясь, хоть и не в состоянии пока найти в себе столько силы, чтобы встретиться с его разрывающим в клочья взглядом.

— …просто я подумала….

— Ах, ты даже подумала. Гузаааааааль……

Страшно и жутко было слышать его сладкий тянучий голос, который отдавал льдом Арктики, и на секунду воцарилась звенящая тишина, но я взвизгнула, когда она оборвалась резко и неожиданной оглушительным грохотом, оттого что Хан подскочил на ноги, ударив по столешнице с такой неимоверной силой, что с неё просто повалились все письменные принадлежности, разлетаясь в разные стороны с кипой бумаг и каким-то записными книжками.

— Ты подумала, черт побери!!!!

От крика Хана, я отшатнулась назад, судорожно понимая, что теперь в моем теле если что-то и бьется, то только огромная истерика, словно я стояла рядом с действующим вулканом, отчетливо понимая, что за клубами этого дыма скоро польется огненная лава, в которой я сгорю, не оставляя после себя даже горстки пепла.

Кажется, дверь за спиной открылась, когда Хан буквально вылетел из-за стола, рыкнув яростно:

— ЧИК ДЭ ШАРЕ!

Кто бы там не пытался влететь, видимо, услышав шум, этих людей просто сдуло в единый краткий миг от яростного ледяного рыка, и я сжалась на своем месте, не шелохнувшись, видя, как перед глазами на дорогущем персидском ковре, появились идеальные начищенные ботинки Хана, который теперь буквально нависал надо мной, подобно симбиозу грозой тучи и огромному вулкану, от ярости которого содрогалась земля под ногами.

— Мы заключили сделку, и ты не можешь просто прийти и сказать мне, что ты растрогаешь её! — прорычал надо мной Хан, опаляя своим ароматным горячим дыханием мое лицо, отчего прядки волос на скулах затрепетали, и я попыталась дышать, и при этом говорить:

— …я не имела в виду….

— Молчи!

Я закусила дрожащую губу, пока смутно понимая, отчего Хан пребывал сейчас в такой ярости, от которой холодный пот капельками выступил на моем сжавшемся теле.

— Мне не нужны эти чертовы деньги!

Я вздрогнула от очередного грохота, когда Хан кинул с ненавистью пачку денег, которая пролетела через кабинет, глухо стукнувшись о закрытую дверь и упав с громким шлепком на пол.

— Ты сделаешь то, что должна, и плевать я хотел на суммы и сроки! МЫ ЗАКЛЮЧИЛИ ДОГОВОР! Может, ты не знаешь, но среди бандитов слово — свято! И если ты что-то пообещала, то должна исполнить это, чего бы это тебе не стоило! Даже ценой собственной жизни!..

— …но я не бандит, — прошептала я, зажмурившись от крика Хана:

— ЗАТО Я — ДА!..

Меня уже просто начинало потрясывать от его душащей энергетики, которая кружила вокруг моего испуганного тела, обвивая своими черными томными кольцами, когда руки Хана впились в меня с такой силой, что стало больно, и, было очевидно, что к двум укусам на шее, скоро на плечах появятся синяки от подушечек его пальцев. Я вскрикнула, в секунду оказавшись распластанной на его столе, прижатая сильной безжалостной рукой грудью к столешнице.

Острый край впивался в мой живот и слезы катились из глаз, пока Хан одним рывком сдернул с меня пальто, раздвигая ноги своим коленом и наваливаясь сверху, впечатывая еще сильнее, и задирая короткий подол простого черного платья на талию, упираясь в напряженные ягодицы своей вибрирующей эрекцией, от которой шел жар, даже через ткань его узких модельных брюк.

От последующего треска я не сдержала приглушенного крика, упираясь ладонями в прохладный стол и кусая собственную кожу, чтобы только не всхлипывать и не дрожать так сильно, понимая, что он только что разорвал мое платье со спины, прижимая к столу сильнее и вплетаясь жестокими сильными пальцами в мои волосы, не давая даже пошевелиться.

Не такого я ожидала, когда шла сюда, содрогаясь и мелкими рывками пытаясь дышать, оглушенная его ароматом и этой жуткой страстью, которую едва ли можно было отличить от огненной ярости.

Я впивалась зубами в собственную ладонь до крови, чтобы сдержать стон от острой боли, когда Хан навалился сверху, отчего край стола больно впился в живот, едва не протыкая насквозь, ожидая того, что он причинит боль еще большую, находясь в таком состоянии, которого я не могла себе и представить даже в самом своем страшном сне.

…только неожиданно его губы опустились на мою шею осторожно и нежно, горячо и жадно прикусывая кожу и водя горячим языком, когда мелкая вспышка сладкой боли тут же заканчивалась шелковым прикосновением языка, сглаживающим все острые грани, и пробуждая золотых бабочек в моем животе трепетать и стонать в ожидании их освобождения.