Хан Узбек. Между империей и исламом

Египетский ученый, автор последней большой энциклопедии мамлюкской эпохи Шихаб ад-дин Абу-л-Аббас Ахмед ибн Али ал-Калкашанди (1355–1418), составил руководство для канцеляристов-катибов, где сравнивает послания разных эпох: «Письма, прибывающие от великих канов из потомков Чингис-хана. Они двух родов; к первому роду относятся дела до вступления их в религию ислама, и переписка их была ни что иное, как грубости и открытые вызовы к вражде. Я не нашел [ничего ни] относительно размера листов бумаги их писем, ни относительно порядка переписки… Ко второму роду [относятся] дела после принятия ими мусульманской религии при дальнейшей [однако же] вражде между обоими государствами. В переписке соблюдался [такой] обычай, что после "басмалы" [сначала] писалось "силою Аллаха Всевышнего"; потом, после этого, писались [слова]: "благодатью Кана фирман такого-то", т. е. "указ [собственно: речь] такого-то"» (Сборник материалов. Т. I. С. 295). «Само собой разумеется, — пишет Салих Закиров, — речь здесь идет о Хулагуидском Иране. Однако несомненно, что и в Золотой Орде после принятия ханами ислама все государственное делопроизводство и дипломатическая переписка значительно видоизменились как с внешней стороны, так и по содержанию. В качестве примера писем Чингисидов до и после принятия ислама ал-Калкашанди приводит письмо Хулагу, написанное им в 658 г.х. к султану ал-Малик ал-Музаффару Котузу, и письма Ахмада (Тугудара) и Газана к позднейшим египетским султанам. Действительно, письмо Хулагу резко отличается от писем Ахмада и Газана своей прямолинейностью и резкостью выражений»[53].

Дискурс, в котором ал-Калкашанди рассматривает эволюцию монгольских посланий (до и после принятия ислама), держится на счастливом неведении. Если бы ал-Калкашанди было бы известно содержание и стиль письма Улджэйту королю Франции, то он с неизбежностью предложил бы более сложную схему. Исследователю С. Закирову, скорее всего, известны послание ильхана Абаги к Папе Клименту IV[54], письмо Газана, адресованное Папе Бонифацию VIII, и письмо Улджэйту — Филиппу Красивому. В этих посланиях отсутствует мусульманская риторика. Ситуация, о которой размышляет ал-Калкашанди, и вслед за ним С. Закиров, отражает лишь некий фрагмент реальной картины. Исторически более оправдано рассматривать не гомогенный ряд «мусульманских» посланий монгольских ханов, а наличный ряд параллельных посланий. Скажем, хан Узбек (1313–1341) находился в дипломатической переписке не только с султаном Египта, но и с Папой Бенедиктом XII и юаньским императором Тогон-Тэмуром (1332–1368)[55]. Папа римский благодарит хана Узбека за покровительство католикам: «… снисходя благосклонно на наши просьбы и увещания, с которыми мы поручили Вашей милости христиан католиков подлежащих Римской церкви, живущих в Вашей Империи, Вы усугубили относительно их Вашего Величества щедрости и милости, предоставив им свободу починять и строить по-прежнему церкви и другие церковные строения, и епископам и духовным католическим проповедовать слово Божие и совершать св. церковные таинства по обычаю и обряду св. Римской церкви, матери всех верных и учительницы»[56]. Из международной переписки хана Узбека и ильхана Улджэйту следует, что они занимались реальной политикой, где средства выражения подчинены целям. И было бы странно, если бы в посланиях не использовалась надлежащая риторика. Почему не вызывает удивления следующее обстоятельство. На протяжении столетия послания золотоордынских правителей (Берке, Туда-Менгу, Ногая, Узбека) мамлюкским султанам Египта выстроены в единой тональности (Сборник материалов. Т. I. С. 80, 88, 91, 95, 132). Не стоит ли за этим единообразием единство литературного стиля египетских письмоводителей?

В продолжение темы обратимся к переписке ильхана Абу Са'ида с чагатайским царевичем Йасавуром. Казалось бы, они должны общаться между собой в «монгольском» стиле, однако сталкиваемся с пышным «персидским» стилем. Стоит ли полагать, что монгольская элита сменила свою идентичность? Или же высокая риторика «персидских» писем словно ширма скрывает от нас монгольскую реальность?

Контекст события таков: «В этом году (1314 г.) стали враждовать Кебек-хан и шахзаде Йасавур, которые принадлежали к потомкам Джагатай-хана и ревностно управляли Мавераннахром. Йасавур счел разумным переправиться через Амуйе и поселиться в радующих [сердце] городах Хорасана. В связи с этим он направил ко двору Султан Мухаммада Худабенде одного из доверенных [слуг] с многочисленными дарами и приношениями и изъяснил [свои] намерения. Султан Мухаммад обласкал его посланца [и удостоил] безграничных милостей. Йасавуру он послал достойные подарки и предоставил ему право поселиться в тех вилайетах в любом месте, которое ему понравится. Йасавур поспешил в Бадгис и Герат и поселился в долине Кадес» (Шараф-хан Бидлиси, с. 58).