Ханморская Древучесть

Запинаясь с непривычки говорить о себе, Душаня рассказала про посвящение, про Дубича и его странные слова о Ханморе, про изгнание и про утро, когда холм оторвался от земли и взлетел в небо.

– Но это был мой план: лететь и петь, – проворчал йодрик.

– Если ты не заметил, у каждого из нас был именно этот план, – осадил его Силь.

– Да? Я не заметил, – удивился Троп.

Силь и Душаня рассмеялись в голос.

Деревья пригнулись от ветра. Вернулась Фонла и заорала с высоты:

– Эй, мелюзга, а ну-ка цыц. А то мигом сделаю фарш на утренние котлетки!

На что способна крикливая Фонла, никто не знал. Друзья переглянулись. Троп подмигнул. В конце концов, у них был план и завтрашний день. Незаметно их сморил сон, укачал от всех прошедших событий в тишину и покой.

* * *

– Па-а-адъем! – скомандовала Фонла.

От неожиданности йодрик слетел с кучи листьев, плюхель подпрыгнул, разворошив разлетевшиеся остатки, а древока осела на землю в гнездо из остатков листвы.

– Что такое? – потягиваясь, спросил Силь.

– Завтракайте живо, – рявкнула Фонла, – мы улетаем.

– Но куда?

– Летучий остров собираетесь искать или только болтать о нем горазды? – проворчала Бабу.

– Вы нам поможете? – обрадовались друзья.

– Хех, – переглянулись с Фонлой Бабу, – поможем-поможем.

Бабу жарила на костре хлеб и, достав из-под грязного передника банку с вареньем, намазала бутерброды, окутанные дымом костра. Фонла открутила термос с душистым, на травах чаем, и все принялись запивать хрустящие горячие бутерброды из одной кружки по очереди, обжигаясь от ее горячих металлических краев.

– Садитесь на спину Фонлы, – скомандовала Бабу.

– Пусть сначала руки вымоют, пачкули мелкие, – сказала вторая голова Фонлы первой.

– Да! – гаркнула первая.

Бабу вытерла пачкулям руки своим грязным передником, и Фонла угомонилась. Руки вымыты, огромная птица оседлана. Фонла оттолкнулась от обрыва и ухнула вниз. Сердце у всех разом оборвалось, ветер надавал пощечин и захлопнул глаза. Когда седоки безумной Фонлы смогли открыть глаза, они увидели, как солнце охватило небо, пригрело визгливые стаи пурушат, обласкало тринькающих птиц. Двуглавая птица кружила над долиной, над огромным сонным городом. Мир в это утро был так пронзительно красив.

Душаня прижала руки к животу: внутри затеплилась Песня, как всегда, не вовремя и в последнее время слишком уж часто. Бабу метнула на древоку косой взгляд.

– И чего молчим, козявочки вы мои? – поинтересовалась Бабу, заглядывая в лицо Душани. – Уж бабулечке и Песни не споете? Древоста моего прогнали. А что может быть в Мире лучше древоста? Ничего. Весь Мир стоил моего исполина. Пойте, что ли, усладите мою осиротевшую душу Песней, что когда-то принадлежала древостам.

Бабу говорила жалобно, то и дело вытирая сухие глаза.

В горле у древоки запершило. Троп пожал плечами и достал из сумки свистель. Силь зашептал под нос. Из свистели в небо выплеснулась волна звука. Волна подхватила пурушат, которые весело заверещали, вливаясь в новое развлечение. Силь, закрыв глаза, перешел от шепота к полнозвучному плетению слов: белые узоры заполонили небо, украсили волны йодрика. Душаня кусала губы и косилась на развеселившуюся Бабу, но Песня вырвалась золотой россыпью искр и слилась с узорами и волной. Река Песни текла по небу, проливаясь дождем на поля, дома, город. И казалось, будто вместе с ними пело небо, ожила долина и тринькала в унисон каждая травинка.

Я готов шагать за тобой день за днем.

Я твой друг,

Ты мой друг,

Мы втроем.

Остров манит нас в путь.

Мы бежим и поем.

Свет звезды – нам фонарь среди тьмы.

Мы не знаем дорог.

Вслед за Песней идем.

Я твой друг.

Ты мой друг.

Мы втроем.

Бабу похлопывала по стальным перьям Фонлы, глядя, как дождем осыпаются золотистые искры, как несет поток музыки Песню в долину, окутывая город звенящими струями.

И не успела Душаня допеть, как Бабу столкнула ее вниз.

– Что вы делаете? – заорал Силь.

– Выталкиваю птенца из гнезда, голубочек. Пора ей своими крылышками помахать.

– У нее нет крыльев! Сейчас же за ней вниз!

Силь вцепился в Бабу. Троп колотил по Фонле.

– Вы же обещали помочь!

– Я и помогла, чем смогла, – нагло сказала вредная старуха, – теперь весь Мир узнает, что Песня вернулась. Знает Шароград – знает весь Мир. А там уж и про летучий остров заодно спросите, мож, кто видел, куда его ветром сдуло. – Тут Бабу заклянчила жалобным голосом: – Фонла, они в меня вцепились.

Фонла резко накренилась, Бабу ухватилась за перья, а Троп и Силь не успели – и полетели в долину вслед за Душаней.

Глава 7. Шароград