Ханморская Древучесть

Душаня, раскинув руки, медленно опадала в долину. На нее с мелодичным звоном осыпались золотинки Песни. Бабу что-то наколдовала с ее падением, и оно намного больше напоминало полет. «Хотела летать, вот и летаю: на летучем острове, на пурушатах, на двуглавой птице и даже сама по себе и бесконечно пою, – думала древока. – Ива, познавшая оммм-ном-ном, умеет исполнять желания, – и добавила хмуро, – ю-ху-у».

Долина добродушно распахнулась навстречу причесанными полями, ровными рядами овощей и колосьев. В центре возвышался над всем Шароград – город-куст. От земли во все стороны ветвились белые улицы, на которых синими гроздьями колыхались дома, составленные из нагромождения шаров больших и малых. И посредине всего этого спелого великолепия к небу одиноко тянулась ниточка синих шаров – то ли башня, то ли развлечение, увенчанное белым куполом.

К Шарограду нехотя вились пыльные дороги, а громада города их проглатывала, будто спагетти на обед, своими разинутыми воротами-арками. Ни одна дорога не избежала этой участи, не извернулась в обход к небольшому лесочку, за которым привольно растеклась Неугомонная[6]

Душаня наконец упала. Вышло далеко от Шарограда, в душные от жары поля, по-августовски налитые красными, желтыми, оранжевыми, фиолетовыми лопающимися плодами. Белая древока лежала в луже из раздавленных ею красных помпидольчиков и смотрела в небо. Она видела, как далеко в золотистых волнах Песни парила страшная Фонла. Она видела, как трепыхался на ветру огненный вихор падающего йодрика, как рассекал синей стрелой воздух долговязый плюхель. Душаня закрыла глаза.

Силь и Троп со свистом неслись к земле, к месту чуть дальше, чем заросли помпидольчиков, пока не зависли на мгновение перед колышущимися травинками, щекотавшими нос, а затем, одновременно чихнув, бухнулись на землю. Силь незамедлительно вскочил и подбежал к Душане. Он с ужасом разглядывал белую шерсть в густой красной луже.

– Следующий пункт в моем плане: найти Бабу и скинуть ее с ее гадской птахи, – ворчал Троп, отряхиваясь и подходя к неподвижно лежащей с закрытыми глазами Душане. – Почему она валяется? Эй, пушистик, ты что, сломалась?

– Нет, – не открывая глаз, сказала Душаня.

Силь облегченно выдохнул и, наклонившись ближе, осторожно спросил, будто боялся сдунуть ее с места:

– Тебе не больно?

– Нет.

– Ну, так подпрыгивай и вперед, – нетерпеливо махнул хвостом Троп, – а то, смотрю, у тебя хобби валяться в ужасе от всяких там событий и прятаться по кувшинам.

– Не лезь к ней, – одернул его Силь и уселся рядом с древокой на землю. – Тебя бы скинули ни с того ни с сего.

– Так меня и скинули. Только я вот не валяюсь в грязи весь такой разнесчастный. Сейчас я ее взбодрю. Ты чего развалилась? – подергал ее за плечо Троп.

Душаня влажно зачавкала в красной жиже из помпидольчиков.

– Чувствую, – ответила Душаня по-прежнему с закрытыми глазами.

– Что? – склонил голову Троп.

– Жизнь. Все вокруг такое стремительное, и я совсем никак не успеваю прочувствовать жизнь.

– Ты головой ударилась? – уточнил йодрик.

Душаня вдруг развеселилась, открыла глаза и села.

– Уже веселится, не поймешь ее, – Троп срезал хвостом ветку с помпидольчиками. – Кстати, скоро мимо нас проедет повозка. На ней и поедем «чувствовать жизнь». В общем, подымайтесь, надо успеть. Неохота по такой пыли тащиться в Шароград.

По дороге, вздымая клубы пыли, размеренно скрипела повозка, которую тянули неповоротливые ангучи. Она ехала в сторону города.

– Зачем туда? – испугалась Душаня.

– Он прав, – Силь вскочил на ноги, протягивая руку древоке. – Наша главная задача узнать, пролетал ли над долиной летучий остров. Где мы еще это узнаем, как не в огромном городе? Кто-то из горожан должен же был заметить остров в небе.

Душаня посмотрела на протянутую руку и, отведя глаза, поднялась сама. С шерсти неприятно капало красным, а в голове бумкало страхом: куда она денется в городе, если вдруг Песня начнет рваться на свободу?

– Я туда не пойду, – помотала она головой, – мне нельзя с Песней. Она вырвется в любой момент, и нас схватят.

Троп и Силь переглянулись. Троп ухмыльнулся. Душаня вдруг испугалась, что опять срубила под корень их маленькую, еще не успевшую расцвести дружбу: они наконец поняли, какая она неудобная для постоянного общения.

– Мы постараемся все разузнать, прежде чем из тебя хлынет Песня, – успокоил ее Силь.

– Хорошая погоня еще никому не помешала, – беззаботно махнул хвостом Троп и поскакал на дорогу.

– Тпрру, ста-аять! – закричал высокий и тонкий, удивительно напоминающий палку дядька с разваливающейся повозки, которую шестилапые ангучи наконец дотащили до грядок с помпидольчиками. Повозка остановилась и только чудом не развалилась от резкого толчка.

– С неба, что ли, свалились? Откуда на полях в такую рань? – прищурясь на странную троицу, спросил возница.

– Потерялись, – быстро вставил Троп, – мы шли в город. В первый раз в этих краях.

– А-а-а, я-то вижу: нездешние, разноцветные такие. Подвезти, что ли?

– Подвезите, пожалуйста.