Ханна

— Это не мой дом и не дом Элоизы. Он принадлежит одному моему сиднейскому другу, которого я встретил сегодня утром. Он уже предлагал мне пользоваться им. Я всегда отказывался, но сегодня согласился. — Его большие руки приходят в движение, пальцы сжимаются и разжимаются. — Вы совершенно не обязаны туда входить, Ханна. Можете вернуться к себе. Мика вас отвезет. А в понедельник утром он вручит вам полторы тысячи фунтов наличными.

— Мы подпишем контракт.

Он смеется.

— Если хотите.

Ханна закрывает глаза и тут же открывает снова. Злясь на себя за охватившее ее волнение, она тем не менее находит в нем удовольствие, которому не в силах противиться: "Итак, этой ночью, Ханна…"

— Мы заключим договор. Но так, чтобы ваша жена не знала о нашем союзе. — Это говорится уже в доме.

— А что, мы собираемся вступить в союз?

Хатвилл улыбается более насмешливо, чем обычно. Он сидит, Ханна ходит взад-вперед. Дом поразил ее. Весь первый этаж состоит из одной-единственной квадратной комнаты, метров пятнадцать на шестнадцать, с низким потолком, украшенной восемью или десятью тонкими изящными колоннами. Здесь всего два цвета: черный и белый. Черные пол, балки, лестница. Все остальное белое: стены, мебель, колонны, переплеты окон, дверь и даже причудливой формы фонарь в левом углу комнаты.

До сих пор в представлении Ханны роскошь, богатство обстановки и убранства состояли только в изобилии и нагромождении мебели, ковров, драпировок. Царящая же здесь пустота ее ошеломляет и немного беспокоит. Много картин, но они очень странные. Можно подумать, что их автор не умеет рисовать и просто покрывал холст разрозненными цветовыми мазками.

— Импрессионизм, — объясняет Лотар Хатвилл. — Я должен был вас предупредить, что дом принадлежит одному из самых оригинальных художников. Он написал портрет Элоизы, но когда та увидела результат, с нею сделалась истерика и она отказалась платить.

Когда Ханна мало-мальски освоилась, он пригласил ее сесть и предложил вина. Она отказалась. Она никогда не пила вина, а сейчас был неподходящий момент для такого опыта. Она отказалась даже от чая. Он смеется: "Тем лучше. Я все равно не умею его заваривать", — и продолжает сидеть в кресле, положив ладони на колени, а шляпу, трость и перчатки — возле себя. Он не делает ни малейшего шага к сближению, а просто смотрит на нее. Она решается продолжить тему, которая кажется ей безобидной: тему предложенных им денег.

Она пристально смотрит на него, и постепенно ее волнение — волнение девушки, впервые пришедшей на свидание, — проходит.

— Я об этом не думал. Я дам вам взаймы деньги, а вы мне возвратите долг, когда сможете.

— Без контракта?

Насмешливый огонек в глазах становится ярче.

— Я вам полностью доверяю, Ханна.

Он кладет по-мужски ногу на ногу так, чтобы не смять стрелку брюк. Каждый жест грациозен. Лицо еще более загорелое, чем в Гундагае. Серебряные виски. Очень красивые руки. "Он ничего не предпринимает, — думает Ханна с возрастающим смятением. — Он ничего не делает, а только ждет. Его поведение выводит меня из себя. Это — не наивный Тадеуш". Она говорит:

— Вы даже не спросите о моих планах. Вы не хотите знать, для чего мне 1500 фунтов. Все потому, что вы мне доверяете?

— Ну и для чего же?

— Салон красоты, — отвечает она.

— Для женщин?

— Для кенгуру.

— В точку, — говорит он по-французски. — Каков вопрос, таков ответ. И как вы все устроите?

— Я буду выпускать кремы, для начала — один крем. Крем, который бы предупреждал появление морщин или избавлял от них.

— Действие его не вызывает сомнений?

— Черт возьми, я точно не знаю. Так утверждала моя мать. Она снабжала мазями всю Европу. Во всяком случае, все наше местечко. Мать говорила, что ее мазь хороша в холодную погоду, против обморожения. И она была права. Мазью намазывали губы и щеки, и кожа никогда не трескалась. Мазь приятно пахла.

— В Австралии не бывает холодов.

— Но воздух очень пыльный и соленый.

— Ваша матушка здесь?

— Нет, но я знаю ее рецепт. Нужны фрукты, травы и кое-что еще.

Под насмешливым безразличием Лотара скрывается острый пытливый ум.

— Вы собираетесь сами готовить кремы?

— М-м-м…

— Основать фабрику?

М-м-м…

— С 1500 фунтами?

— Мне не нужна большая фабрика.

— А где вы найдете в Австралии польские травы?

— Вы знаете некоего Джеймса Барнаби Соумса?

— Слышал это имя. Немного помешанный ученый. И пожилой.

— Он — ботаник, один из лучших и самых милых в Сиднее и Австралии. Я ему дала список необходимых цветов, фруктов и трав, и он нашел их австралийских родичей. Не всех, но достаточно. Достаточно для того, чтобы я могла начать производство крема по маминому рецепту, который…