Ханна

Она запрокидывает голову и широко распахивает глаза. "Тебе немного страшно, но это хорошо, как раз то, что надо. За этими окнами никого нет, но приятно думать, что там мог бы кто-нибудь быть…" Ее пальцы начинают расстегивать корсажные пуговицы. Лотар Хатвилл еще ни разу не пошевелился. В его взгляде Ханна читает все то, что может понравиться женщине: желание и уважение, уверенность и смятение. "Нет, тебе не стыдно, — думает она, — более того, ты интуитивно делаешь все те движения, которые нужно делать, тебе это доставляет удовольствие. И еще… Ты красива, Ханна…"

Она приостанавливается, расстегнув пуговицы до талии. Пристально глядя прямо в глаза Хатвиллу, садится рядом с ним, чтобы расшнуровать и снять ботинки (ее варшавская обувь износилась, надо будет купить другую; она купит много обуви, когда разбогатеет, но сейчас ли думать об этом, идиотка?)

Встает. Босиком она ниже ростом. Заканчивает расстегивать платье. Оно соскальзывает с плеч. Движение бедрами — платье на сверкающем паркете. Снимает одну, вторую, третью, четвертую юбку. Затем — первую рубашку (не торопиться, только не торопиться) и, наконец, вторую. Грудь ее обнажена, и она чувствует, как напряглись соски.

Она развязывает узел на поясе панталон и снимает их. Остаются чулки. Не спеша, расстегнув застежки, снимает чулки. Всю одежду отбрасывает подальше. Наконец распускает волосы, которые закрывают спину до поясницы. Ждет.

Она успела бросить только один взгляд на окна, в стеклах которых отражаешься, как в зеркале. Она не видела, как Лотар встал, но он уже около нее. Он берет ее на руки и несет по лестнице.

"Чудесно, Ханна. Чудесно", — думает она.

Пока ей еще удается выполнить данное себе обещание: все замечать, все анализировать, все запоминать. Лотар Хатвилл переступил порог спальни с Ханной на руках. Медленно положил ее на расстеленную кровать. Затем вышел, оставив на некоторое время одну, на достаточно долгое время для того, чтобы ей стало страшно в этой темной комнате, чтобы она, женщина и маленькая девочка, замерла с готовыми сорваться с губ словами нежности, умоляя его вернуться, не оставлять одну. Она ничего не говорит. Он возвращается.

Он покрывает поцелуями все ее тело. Она слышит его дыхание, к которому время от времени примешивается хриплый вздох. Она слушает свое собственное дыхание, отмечает, как оно прерывается от неожиданной ласки или поцелуя. После губ Лотара его грудь прижимается к ее телу. Страх улетучивается. В своих ласках он соблюдает естественный ритм, медленный, но не позволяющий ей отдохнуть. Волна тепла разливается в ней, еще одна и еще. Волны следуют одна за другой. Вдруг он — в ней, в ней все горит, но это совсем не так, как… как с… Она забрасывает неназванное имя в глубину памяти и позволяет увлечь себя ритму движений, подчиняясь, помогая ему и даже торопя. "Вот это как, — мелькает у нее в голове, — вот что это такое". Она повторяет эти слова все время, пока он — в ней. Слова лишаются смысла, и ее тело и разум сливаются в единый огненный шар, который взрывается, разлетается на тысячи искр, падающих без конца; и едва она успевает подумать, что успокоилась, как его более глубокое движение производит еще один взрыв, потрясая ее больше, чем она могла вообразить, заставляя кричать, стонать, испытывать то невероятное счастье, которого она ждала так долго.

И пока сознание медленно возвращается к ней ("Ты здесь, Ханна, в этой темной комнате, с этим мужчиной, который только что…"), он шепчет, что хочет ее, и своим новым голосом она отвечает "да, да", и снова он входит в нее, и снова она знает, что никогда этого не забудет.

Сладкая истома, усталость и умиротворенность. "Не прячься, Ханна. Ты прекрасна теперь. И ты должна честно признать, что в течение нескольких секунд, много раз по нескольку секунд, происходило нечто великолепное. И виной тому Лотар Хатвилл. Ты вынуждена признать, что, несмотря на свой возраст, он умеет…" Она улыбается в темноте.

Он тоже не шевелится. От него исходит соленый морской запах, запах любви, который она уже ощутила на короткое время в пражской комнате. Он привлекает ее к себе; она прижимается к его бедрам, кладет голову ему на грудь. Он говорит:

— За окнами, разумеется, не было ни одной живой души.

— И Мики Гунна?

— Конечно. Если бы я узнал, что он там, я бы его убил. А тебя я люблю.

— Нет, — говорит она уверенно и четко.

Пауза. Она почувствовала, как он весь напрягся. Секунду спустя он спрашивает:

— Я могу зажечь лампу?

— Нет.

"Почему? Какая разница, будет эта проклятая лампа гореть или нет?"

— А задать вопрос?

Она хитро улыбается в темноте и проводит по его груди кончиком своего острого язычка.

— Я хорошо знаю, какой вопрос вы собираетесь задать, Лотар Хатвилл. И ответ всегда будет "нет". Никакой любви между нами. Никогда.

— Другой?

— М-м-м-м…

— Окончательно?

— Да.

— Он в Австралии?

— Нет.

"Вот она, жизнь, — философски размышляет Ханна, — теперь он будет дуться, как мальчишка, несмотря на возраст. Таковы мужчины". Ее охватывает неслыханное, почти неудержимое веселье.