Хаос любви. История чувств от «Пира» до квира

Рико (сын) исполнил мечту отца. У него диплом в области электротехники и бизнеса и собственная консалтинговая фирма. Его жена руководит большой командой бухгалтеров. В масштабах всей страны их доход входит в высшие 5 %. Будучи равноправными партнерами, иногда они переезжают с места на место то из-за его работы, то из-за ее. За четырнадцать лет у них было четыре переезда. Это много, но впереди может быть еще больше: «Сегодня молодой американец, имеющий за спиной хотя бы два года колледжа, должен быть готов к тому, что за время его трудовой деятельности ему придется сменить рабочее место по меньшей мере одиннадцать раз, а базу своих навыков и умений по меньшей мере три раза в течение сорока лет трудовой деятельности». Это означает, что «из трудовой деятельности как бы исключается традиционное развитие карьеры – шаг за шагом, через коридоры одного или двух учреждений». Линейные повествования, в которых аккумулировались опыт, продвижение по службе и богатство, вышли из употребления. Работы заменили проектами, иерархии – сетями. Самый быстрорастущий сегмент американской рабочей силы состоит из «людей, которые работают по контракту с агентствами по временному трудоустройству». Всеобщим девизом стало «Ничего долгосрочного!» [275]. Такова мудрость мира, где «нестабильность воспринимается как норма», а «неопределенность существует без наличия какого-либо угрожающего исторического катаклизма» [276]. Действуя так, будто в мире имеется долгосрочная перспектива, вы просто не сможете гибко реагировать на стремительно меняющиеся и неопределенные обстоятельства, служащие залогом прибыли и выживания. Этот мир, в свою очередь, в значительной степени является продуктом рынка, «„влекомого потребителем“ как никогда до этого в истории». «Желание быстрого оборота» привело к тому, что средний срок держания акций за последние пятнадцать лет упал на 60 % [277].

Краткосрочное поведение и «хамелеоновские ценности», способствующие успеху на рабочем месте сегодня, вступают в противоречие с такими долгосрочными добродетелями, как «формальные обязательства, добросовестность, преданность и целеустремленность», которые Сеннет и даже Рико считают необходимыми в интимной сфере. Поскольку достойная жизнь включает в себя как работу, так и интимные отношения, обе эти сферы ставят трудные вопросы: «Как можно преследовать долгосрочные цели в обществе краткосрочного типа? Как могут поддерживаться в нем долговременные социальные отношения? Как может человеческое существо разработать нарратив своего существования и сконструировать историю своей жизни в обществе, составленном из эпизодов и фрагментов?» [278] Ответ Сеннета, приведенный в самом конце книги, состоит в том, что «режим, который не дает людям серьезных причин и веских оснований для того, чтобы заботиться друг о друге, не сможет долго сохранять свою легитимность» [279]. Похоже на правду. Что является спорным, так это предположение, что личности, являющиеся детищем современных рабочих мест, описанных Сеннетом, не имеют таких причин. Если это действительно так и если забота друг о друге является условием любви, ее будущее выглядит мрачно.

Но это лишь часть истории – относящаяся к простым работягам. Другая касается начальников и сильных мира сего: «Способность не держаться за свое прошлое, уверенное принятие фрагментации жизни – вот две главные черты характера, которые проявляются <…> у людей, чувствующих себя дома в этом новом капитализме». И это не просто разрозненные особенности. Как и добросовестность, преданность и прочее, они складываются в особый тип характера – в «того, кто себя уверенно чувствует в беспорядке жизни, кто процветает посреди всеобщего расстройства» [280]. С таким характером вы могли быть одним из биллов гейтсов, среди «правителей этого гибкого королевства» и «новых хозяев», которые «отвергли карьеру в старом английском смысле этого слова – как тропы, по которой люди могут путешествовать». Однако если вы из «тех, кто в системе гибкого режима находится „внизу“», если вы обычный человек, «те же самые черты, которые дают толчок спонтанности, становятся в большей степени саморазрушительными», так как они не могут «дать какого-либо руководства для ведения обычной жизни» [281].