Хаос: Наследник Ведьмы (СИ)

— А по предателю что? — Мартина переминается с ноги на ногу, скрестив руки на груди. Выглядит невероятно напряженной и серьезной.

Эта ее поза что-то мне напоминает… Так Томми ведет себя, когда что-то скрывает. Топчется на месте, дергает руками, крутит головой — словно не может найти себе место. Я прищуриваюсь. Не нравится мне это… Второй раз я не обожгусь. Мне нужно будет наблюдать за Мартиной пристальнее.

— Ничего нового. Папа пообещал оповестить Высших о нашей неприятной ситуации и заставить их действовать. Единственное, на что он нам указал… — Селина, в отличие от меня, ничего не заметила и просто ответила на вопрос. Впрочем, вот прямо сейчас на долю секунды прервалась, как-то особенно тоскливо вздохнув. — Предатель мог быть не один. Одиночка вряд ли мог бы долго укрывать сбежавшего преступника такого размаха и при этом еще и делать вид, что ищет Харона вместе со всеми. Скорее всего, мы имеем дело с целой сетью предательств, причем во всех отраслях Примумнатус.

— Черт. — Мартина шумно выдыхает и перебирает плечами. Взгляд ее все еще направлен в пол, а голос звучит глухо и как-то совсем отстраненно. — Звучит отстойно.

— А то мы не знаем. — артек отвечает слишком резко и тут же замолкает. Думается мне, она не прочь сказать еще что-нибудь, но вместо этого отпивает еще чаю и упирает взгляд в никуда.

На кухне воцаряется тишина. Только тихо звякают зубы Селины о край кружки, да шумно дышит Ева, переступая с ноги на ногу. Я перевожу взгляд с Лорела на Селину, снова и снова. С одного мрачного лица на другое, и так пока глаза болеть не начинают, а в груди не появляется неприятная тяжесть вины. Я должен что-то сказать, как-то их поддержать. Раньше ведь я был неиссякаемым фонтаном острот. Я и тишина были понятиями не совместимыми, особенно если дать мне пару стаканчиков дешевого виски. А теперь что? Почему теперь, когда мой голос как никогда нужен, я тупо молчу, делая вид, что меня не существует? Черт, ну ведь не могу же я и дальше изображать из себя статую!

— Эм… А кто-нибудь может мне объяснить, как так получилось, что вендиго вообще попал к нам в дом? — вместо какой-нибудь глупой, но бесспорно способной разрядить атмосферу остроты я выдаю это. Браво. Похлопайте мне. Моим лицом. По столу. Жаль, вылетевших изо рта слов это не вернет.

Боже, блять, мой, о чем это я? Я всерьез сожалею о неосторожно сказанных словах. Что-то точно изменилось.

— Мортем… — Селина смотрит на меня строго, и я почти ощущаю тяжесть ее взгляда. Не смотри на меня так, я сам понимаю, что идиот!

— Я как всегда пришел на обед. — Харон медленно поднимает голову, но смотрит в окно, за которым столпились размытые фигурки духов, собравшихся со всего блядского леса отпраздновать гибель вендиго. Теплая улыбка больше не красит его губы, и без нее он выглядит настолько серьезным и страшным, что у меня пальцы подрагивать начинают. — Я едва успел открыть дверь, как меня ударили по голове. Когда я очнулся, уже был в комнате, один на один с бенетайей.

— Прости, что задал этот вопрос… — только я мог из сотни различных вопросов на разные темы задать тот, что со стопроцентной вероятностью заденет за живое моего соседа. Еще раз браво. Бейте сильнее, пожалуйста, пока я не собрал бинго оскорблений и обид.

Харон не отвечает, но на губах его на пару секунд появляется слабая улыбка. Мне хочется верить, что она означает мое прощение. Я не хочу, чтобы мои неосторожные слова причинили моему соседу еще большую боль, чем я уже ему принес.

Впрочем, мое прощение кухню от тишины не спасает. Теперь и Ева как-то затихла, привалившись плечом к стулу. Ее серые глаза осоловело смотрели на мир, и я впервые увидел эту бойкую бестию сонной и измученной. Селина сложила руки на коленях, отставив опустевшую чашку. Мартина продолжала стоять, и со своего места я прекрасно видел, что глаза ее были закрыты. Похоже, она спала — стоя, кое-как, но спала. Каштановые спутавшиеся волосы спадали на ее осунувшееся лицо, а вся изящная фигура как-то неловко скрючилась. Тишина снова нависает тяжелым молотом, и тьма за окном становится тяжелым маревом, пытающимся достигнуть нас. Она бьется в стекло своими лапами, заглядывает к нам черными глазами и задает молчаливый вопрос — ну что, вы пустите меня к себе? А вместе с ней за нашими мучениями наблюдают и призраки. Мне становится совсем не по себе, когда я встречаюсь взглядами с десятком мертвецов. От могильного холода мурашки бегут по спине, и я спешу отвернуться.

Я схожу с ума. Это однозначно. Оно и не удивительно. После всего произошедшего в моей жизни за этот месяц сумасшествие — ожидаемый и даже не самый плохой вариант.

— Раз никто не хочет задавать этот вопрос… — Ева. Она чуть приходит в себя и отлипает от спинки стула, вставая в полный рост. Голос чуть хрипит, но в целом она внушает слабую уверенность. Хотя бы так… У меня не было больше сил терпеть эту давящую тишину. — У вас есть хоть какие-то идеи насчет того, кто может быть предателем?