Хаос: Наследник Ведьмы (СИ)

— Никаких идей. Им может быть любой из артеков второго поколения, что родились при Хаосе. — Селина упирается ладонью в щеку и смотрит в кружку, чуть потряхивая ею. Кажется, чая не осталось. — У папы вроде были какие-то подозрения, но нам он их не озвучил. Видно, решил разобраться с возможным предателем без посторонних взглядов.

— Понятно… — что можно ответить на этот монолог? Много чего. Но я опять все порчу своими не к месту сказанными словами.

Почему теперь все так сложно? Вроде бы в моей жизни ничего не изменилось — Лорел все тот же, Селина не изменилась, Ева здесь, Мартина тоже. Но… Но все теперь иначе. Потому что Лорел — Харон, а с открытием правды о нем стали всплывать и другие кошмарные секреты, количество которых наверняка будет увеличиваться по мере дальнейших решений проблем. Этот снежный ком не остановить, и что-то мне подсказывает, что он вполне сможет смести весь Примумнатус без остатка. Меня, впрочем, уже смел. Моя жизнь уже не станет прежней — в первую очередь потому, что я сам значительно изменился после всех этих жутких и неприятных приключений. А ведь раньше я так мечтал вляпаться в какую-нибудь историю…

Мне нужен джин-тоник. И Гейл. И все вместе, желательно, подольше.

***

Селина, Ева и Мартина ушли поздно ночью. На часы никто не смотрел, но я уверен, что было куда больше двенадцати, когда они шагнули за дверь. Мы с Лорелом-Хароном остались одни. Казалось бы, простор для разговора. Но вместо того, чтобы пойти на контакт, Харон отказался от общения и ушел в свою комнату, чтобы запереться там. Его не остановило ни то, что в комнате все еще царил мерзкий запах вендиго, ни то, что кровать была изрядно подрана. Останавливать я его не стал и даже не смотрел вслед. А после того, как хлопнула дверь его комнаты, мне не осталось ничего, кроме как пройти в свою маленькую обитель.

Я был уверен, что не усну. Мою грудь теснило столько невысказанных чувств, что я всерьез боялся промучиться до утра в попытке разобраться с ними. После всех этих разговоров о злых Богах и предателях руки мои все еще дрожали, а глаза ощутимо жгло от слез. Я не плакал, нет. Что-то во мне треснуло в тот момент, когда я почти умер, и слез больше не осталось. Стараясь отбросить дурные мысли, я лег на кровать. И заснул, стоило только голове коснуться подушки.

Спал я долго. Тревожные сновидения, ставшие такими привычными, не мучали. Во снах была только тьма и ничего более.

Сейчас… Что ж, сейчас я сижу на диване в новом доме Гейла и терпеливо жду, пока друг вернется из магазина. Размышляя о вчерашнем вечере, я смотрю в потолок — прослеживаю цепи трещин в нем и считаю нити паутин, свисающих из углов. Это лучше, чем думать о том, какими были часы мой жизни до прихода к Гейлу.

Утро мое прошло безрадостно. Я проснулся поздно, Харона дома не оказалось. Как и завтрака на плите. До того, как я это увидел, надежда на то, что моя жизнь останется прежней, еще теплилась в груди. Но Лорел не оставил мне завтрака. И это было уже страшно. Я не был голоден, да и вообще после вчерашних событий есть не хотел, боясь того, что еда покинет мой желудок. Важнее был тот факт, что Лорел не стал готовить мне завтрак, хотя всегда это делал, даже когда я заваливался вусмерть пьяным поздно-поздно ночью. И это говорило о многом. Именно в тот момент я в полной мере почувствовал ту невидимую трещину, что прошла по нашим с Хароном отношениям. Это было больно — больнее, чем я ожидал. Забылась на пару мгновений обида, прошла неприятная горечь, и я остался с голыми фактами — с нами что-то случилось. Что-то неприятное, название которому «признание». Грехи всплыли наружу и обнажили все те неровности и шероховатости, что еще не успели отшлифоваться за пару жалких месяцев, что я жил у проводника душ.

— Правда не всегда хороша… — слова срываются с губ вместе с тяжелым выдохом. Чего-чего, а этого я узнавать совсем не хотел.

— Ну да, а ты думал? — Черт!

Гейл стоит в пустом дверном проеме, игриво помахивая звенящим пакетом. На его губах — задорная ухмылка, невероятно теплая и добрая. Шестеренки шевелятся в голове, подбрасывая мне ненужные ассоциации. У Харона ухмылка точно такая же… Была, по крайней мере. До того, как я привел Селину и Еву к нему. Окей, вот прямо сейчас я понял кое-что еще — я сам разрушил свою идиллию. С другой стороны, мне страшно представить, что могло случиться со мной и Хароном, если бы рядом не оказались девушки. Вероятность нашей смерти была бы стопроцентной.

— Чувак, у тебя лицо такое, будто тебе палку в жопу запихали. — Гейл подходит к дивану и опускает пакет на мои ноги. Я отлично ощущаю холод бутылок, причем не маленького размера. Кто-то опять решил побухать, окей, не мне его судить.

— Да я и чувствую себя так же. — шутить нет никакого желания. И пить тоже. Собственно, и жить-то мне не сильно хочется. Интересно, было бы мне лучше, если бы я все же сдался тьме? В Храме Жизни хорошо, если судить по тетрадке Евы… Эгоистично, конечно, но все лучше, чем чувствовать себя так, как сейчас.